Серова Марина - Багира 2
ПРОГУЛКА ПО ЛЕЗВИЮ
Марина СЕРОВА
Запах гари забрался в нос. Я побежала на кухню и открыла духовку. Кулинарный шедевр приказал долго жить.
То, что я спасла, уже нельзя было назвать произведением кулинарного искусства. Это было живое олицетворение собственной забывчивости и рассеянности.
Мне редко приходилось так думать о самой себе. Ведь я считала себя человеком интеллектуальным, с великолепно развитой памятью, умеющей следить за ситуацией.
Вытащив сильно подгоревший пирог, я от отчаяния швырнула в раковину рукавички, которые предохраняли пальцы от ожогов, и поспешила открыть форточку, потому что на кухне было много гари. Пирог наверняка не подгорел бы, если бы не газета, которую я обнаружила сегодня утром у себя в ящике.
"Тарасовские вести”, датированные двадцатым августа этого года, были брошены ко мне неизвестной рукой. Все было бы просто, если бы на дворе было лето. Ан нет, уже наступил декабрь, и газета эта не что иное, как приглашение к встрече.
Я снова понадобилась Грому, и что он от меня потребует на этот раз, мне оставалось только догадываться. Из-за того, что я изводила себя размышлениями на тему будущего задания, я и забыла о поставленном в духовку пироге.
- Ищешь виноватого, Багира, - поймала я сама себя, - хочешь во всем обвинить Грома, хотя товарищ майор и не ведал, что может сотворить газетка, брошенная в ящик.
Место встречи у нас было давно оговорено. Это небольшое кафе рядом с крытым рынком “Северный”, а на время указывала дата выпуска газеты. Август - восьмой месяц, значит, восемь часов, двадцатое число - двадцать минут.
Все просто.
После того, как на кухне стало посвежее, я взяла нож и разрезала пирог на две половинки. Рассмотрев изнутри собственное произведение, я поняла, что сегодня за кулинарные способности Максимовой Юлии Сергеевне можно ставить не двойку, а два ноля, потому как это, кроме как в сортир, больше нести некуда.
В восемь двадцать вечера я была на месте. Сидела, пила кофе и читала, положив на стол ту самую газету, которую достала сегодня из ящика.
Майор не опоздал. Его темно-каштановые волосы были аккуратно причесаны, серый костюм был явно не самый дешевый из тех, что продавались в российских магазинах. Кроме того, на нем была дорогая дубленка.
Поздоровались. Суров Андрей Леонидович, собственной персоной, сидел сейчас передо мной и внимательно изучал выражение моего лица.
- Ты чем-то расстроена? - спросил он.
- Да, - ответила я, - сгорел пирог.
- Сочувствую, - серьезно произнес майор. - На улице холодно, гулять не будем. Допивай кофе, пойдем поговорим у меня в машине.
Кофе я отказалась допивать и предложила ему Приступить непосредственно к делу. Он взял в руки положенные было на стол темно-коричневые перчатки и слегка махнул ими в направлении двери.
Мы сидели в темно-серой “Ауди” и разговаривали под мелодичную музыку, лившуюся из динамиков магнитолы.
- Поедешь в Москву.
- Какое счастье, - немедленно отреагировала я, - хоть немного поживу в Европе.
- Ты и так в Европе, - напомнил мне Суров.
- Тарасов не Москва, хотя у этого города свои прелести.
- Не надо думать, что ты будешь там ходить на экскурсии и повышать свой культурный уровень.
- На это я и не надеялась. Что слушаете? Вивальди?
- Что? - не понял майор.
- Я говорю “Вивальди”?
- Да, купил недавно компакт-диск. Хорошая музыка. И спать не тянет, - похвалил майор.
- Вы решили разделить классику на две категории: мелодия, под которую тянет “бай-бай”, - посредственная, а та, которая будоражит воображение, - является проявлением
