Силецкий Александр - Тем Временем Где-То
Силецкий Александр Валентинович
Тем временем где-то...
Был у Феди Дядькина свой принцип: писать день и ночь картины и ничем
другим не заниматься.
Иной раз дело доходило до абсурда - в доме не было ни маковой росинки, все
зарастало паутиной, покрывалось пылью но Федя Дядькин упрямо сидел за
мольбертом и ничего знать не желал.
Даже пыль с холста не удосуживался сдуть - так и писал, мешая краски с
пылью.
Что за картины у него получались, никто не знал.
Покупать их нигде не покупали, а в дом к себе Федя Дядькин никого не
пускал.
Были у него когда-то любовницы, да, отощав, сбежали одна за другой.
Были у него когда-то друзья, да, устав от Фединых причуд, забросили его
совсем.
И остался Федя Дядькин один-одинешенек.
Служить он, естественно, нигде не служил, на что питался-одевался -
неизвестно.
С виду он был ну совершеннейший скелет, в самый раз идти на огород пугалом
работать.
Как уже говорилось, ни единой картины продать он не мог, но - вот ведь
странность! - от этого лишь еще крепче утверждался в мысли, что надобно
писать и день, и ночь и более ничем не заниматься.
Жил он в коммунальной квартире в маленькой комнатушке, мебели вовсе не
имел, поскольку все давно уже продал, и одежды не имел никакой, если не
считать старых-престарых вельветовых штанов, про которые сам же - себе
самому - с усмешкой говорил: "Моя рабочая вельветошь".
С соседями он не знался, и те его никогда в глаза не видывали, что,
впрочем, и не мудрено: квартира была громадная, и вечно темных путаных
коридоров в ней было столько, что, вытяни их все в одну прямую линию,
случился бы, как пить дать, километр.
Может быть, Федя Дядькин и выглядывал порой из своей комнатенки, но, когда
с ним такое случалось, соседи и под страхом смертной казни не смогли бы
рассказать.
Короче, жил Федя Дядькин - и словно не жил.
Картины же, однако, писал. Всегда на чем попало.
А поскольку материалов под рукой было немного, изобрел он своеобразнейшую
манеру письма, а именно: делал картины одну на другой, оставляя видным у
каждой лишь крошечный, самый важный кусок, да и то, если правду сказать,
по куску этому разобрать ничего было нельзя, так как помимо манеры была у
Феди Дядькина идея - создать огромный вернисаж своих картин, единым махом
прописав их все, а для того подобрал он и форму, которую прозвал "Вернисаж
за углом".
Ничего, значит, толком не видно, но все при этом есть, и самая задача
состояла в том, чтобы случайный зритель, глянь он на картину, ясно ощущал
бы, что за поворотом, и подсознательно угадывал бы красоту и содержание
всех тех картин, которых нет.
Вернее, они есть, но - за углом. Попробуй загляни!
Вот над чем бился Федя Дядькин денно и нощно, протирая свои последние
штаны.
Одного он точно не знал: сколько будет картин на вернисаже - восемь тысяч
или миллион.
Всматриваясь в свою работу, он пытался почувствовать - сколько, но не мог.
Это его раздражало - нельзя же, чтобы там, за углом, оставались пустоты.
Или, напротив, одна картина налезала на другую. Все должно быть идеально.
"Я добьюсь!" - сказал себе упрямо Федя Дядькин. И потерял сознание.
Очнувшись, он понял, что это - от голода.
Сходить бы в магазин... Но денег нет.
А в долг никто не даст - знают, что вернуть он не сумеет никогда.
Никогда...
Эх, продать бы хоть одну картину!
Впрочем, одну - невозможно. Ведь все они - на едином холсте...
Так что если продавать, то - разом. А где же сыщется подобный покупатель?!
"Вот и влип", - сказал себе Федя Дядькин и, от слабости н
