Скаландис Ант - Вторая Попытка
Ант СКАЛАНДИС
ВТОРАЯ ПОПЫТКА
ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА
Так уж вышло, что я поздно познакомился с творчеством Стругацких. Я
был уже в десятом классе, когда мне впервые попала в руки книга этих
авторов - "Полдень. XXII век" и "Малыш" под одной обложкой. А может быть,
и не поздно, может быть, в самый раз?
"Малыш" оказался не совсем понятной, но завораживающей, потрясающе
красивой, поэтичной сказкой, в которую я влюбился раз и навсегда.
Несколько лет спустя, не в силах расстаться с этой повестью, я решил
выучить ее наизусть, уезжая на два месяца в стройотряд. Времени и сил
хватило на первые три главы, но думаю, что и сегодня я могу, что
называется, с похмелья и спросонья выдать наизусть начало этой книги -
страницы две, как минимум.
А вот "Полдень" стал для меня сразу законченным образом того мира,
который хотелось строить и в которой хотелось жить. Я, как и многие тогда,
еще верил в коммунизм (шел 1976 год), и как прекрасно, что у меня была
возможность верить в коммунизм по Стругацким. Честно говоря, я в него до
сих пор верю, несмотря на все перестройки и путчи, и, скажу вам по
секрету, не вижу никакой разницы между коммунизмом Стругацких и
"коммунизмом" Азимова, Кларка или Саймака. Просто они этого одиозного
слова не употребляют - вот и вся разница.
Ну а потом был седьмой том "БСФ" - "Трудно быть богом" -
поразительный взлет героической романтики и сатиры, философии и тонкой
лирики; и "Понедельник" - абсолютно новый для меня жанр, открывший
одновременно окошко в прошлое - в ностальгически идеализируемые мною
шестидесятые годы; и - окошко в будущее - в конкретное, мое, личное
будущее, в весьма счастливый период работы в двух "совковых" НИИ, а также
в абстрактное счастливое будущее абстрактного человека, у которого
понедельник начинается в субботу.
Ну а потом, как говорится, началось. Началась охота за всеми вещами
Стругацких, и жадное многократное чтение, и перепечатка на машинке, и
снятие фотокопий, и ксерокс, и покупка книг на Кузнецком за сумасшедшие
деньги. В нашем институте фактически существовал неофициальный клуб
поклонников Стругацких, так же как и я сходивших с ума по всему
написанному ими. Да, мы были не слишком оригинальны, но мы же ничего не
знали тогда об уже зарождавшихся фэн-клубах и будущих конвенциях. Мы
просто читали Стругацких.
Выделю еще лишь три повести, вошедшие в мою жизнь в те годы:
"Пикник", вдруг перевернувший, поставивший с ног на голову все мое
пижонское, диалектически парадоксальное, почти манихейское мировоззрение,
заставивший враз поверить в счастье для всех и _д_а_р_о_м_, "Миллиард",
потрясший своей чисто литературной силищей, глобальностью философского
замаха и - тогда еще не дошедшей, но воспринятой на уровне ощущения -
жгучей актуальностью; "Жук" - по-настоящему испугавший, повергший в тоску
и метафизический ужас перед силами, зла и жестокими законами реальной
жизни.
А потом наконец свершилось.
Первый раз повесть "Гадкие лебеди" я прочел в 1980 году. Кажется, к
тому моменту я познакомился уже со всеми вышедшими вещами Стругацких. А
"Лебеди" были самой запрещенной, самой труднодоставаемой, самой
скандальной книгой. О ней ходило много всяких слухов. О публикации в
"Звезде Востока" и перечислении гонорара пострадавшему от землетрясения
Ташкенту, об изъятом тираже этого журнала, о несогласованной с авторами
переправке через границу рукописи и бесчисленных изданиях во всех
"Посевах" и "Чехов паблишерз", о том, как Аркадия Натановича вызывали на
Лубянку (или Бори
