Слонимский Михаил - Католический Бог
Михаил СЛОНИМСКИЙ
КАТОЛИЧЕСКИЙ БОГ
1
Родные места провожали Ганса горной бурей. Черное небо низко нависло
над черным лесом, то и дело распахиваясь в молниях. Лесная тьма была полна
шумом ливня. Ветер, врываясь в гущу деревьев и трав, гнал и усиливал
потоки, бившие и хлеставшие в спину и затылок. Желтая рубашка, коричневые,
тщательно заплатанные, короткие, до колен, штаны - все было мокро так, как
будто сутки лежало в ведре с водой. Тяжелые черные ботинки чавкали и
хлюпали.
Может быть, Ганс заблудился.. Во всяком случае, луг, который внезапно
открылся перед ним, был незнаком ему. Не то хижипа, не то сторожка
привиделась ему в свете молнии. Плетень мелькнул и пропал во вновь
наступившей тьме. Буря свирепствовала на лугу так, что за каждый шаг
следовало бороться всем остатком сил. Расстояние до хижины казалось
огромным.
В ответ на удары кулаками в дверь - ни звука, ни даже лая собаки.
Хижипа оставалась черна и мертва. Надо найти окно, выбить стекло и влезть
под крышу.
Ганс двинулся в обход и сильно стукнулся грудью о неожиданное
препятствие. Молния помогла ему разглядеть телегу и брезент на ней.
Тело само прыгнуло в телегу и спряталось под брезент, свернувшись.
Ливень бил по брезенту с громадной силой, но тут, в соломе, было сухо, и
даже, пожалуй, можно было согреться. Тело оживало, и яснела голова. И
только тогда Ганс почувствовал, до чего он устал и голоден.
Это же почти неправдоподобно: человеку, готовому на любую работу,
решительно некуда было деваться. Два раза уходил Ганс из дому на заработки
и, поплутав по селам и городам юга, ни с чем пускался в обратный путь, в
хижину, где с детства запомнились дым из неисправной плиты, крепкий запах
отцовского пота, кашель матери и широкая кровать - одна на всю семью.
Теперь, в третий раз, он ушел навсегда. Возврата назад нет. После этой
последней прогулки с отцом в лес в родной деревне показываться ему опасно.
Он случайно не был пойман жандармами, только потому, что отошел несколько
в сторону от отца, собирая сучья. Заслышав возню и крики, он затаился меж
деревьев и увидал, что отец схвачен жандармами.
Не мог же отец плести корзинки из воздуха или платить за материал
втридорога, когда в лесу можно достать все, не истратив ни пфеннига! А
закон, запрещающий ломать лес, - глупый закон, потому что он лишает всех
корзинщиков области заработка, доходящего в иную неделю до пятнадцати
марок, и ничего не дает взамен. Все же жандармы повели отца. Штраф
уплатить не из чего. Значит, отец вновь, уже не в первый раз, попадет в
тюрьму. Но на этот раз случилось невероятное - отец вырвался, размахнулся
в отчаянии своей длинной, сухой рукой и ударил жандарма по лицу. Убегая,
Ганс слышал позади выстрел.
Слава богу, что мать еще до того умерла: теперь ей все равно нечем было
бы кормиться. Слава богу, что и сестры нету - она работает далеко, в
Саксонии, на текстильной фабрике, и так как она нравится мужчинам и ни в
чем не отказывает мастеру, то можно рассчитывать, что она не пропадет.
Сестра была особенно памятна Гансу, - уже с отроческих лет, ложась спать
рядом с ней, он боялся, что ночью причудится ему на ее месте чужая девушка.
Теперь Ганс окончательно оторван от семьи и один брошен в жизнь.
Мучительно хотелось есть. Ганс вынул из кармана кусок хлеба,
недоеденный в лесу. Хлеб был совершенно мокрый.
Буря стихала. Ливень уже не так сильно шумел за брезентом.
Вдруг, между двумя порывами ветра, Гансу послышалось, будто чья-то нога
чавкнула вблизи. В шуме ветра и
