Смольников Игорь - Рост Души
Игорь СМОЛЬНИКОВ
РОСТ ДУШИ
Статья
Три повести этой книги - все о разном и в то же время об одном. О
нашей набухшей болью эпохе. О наших современниках, прошедших горнило
последней великой войны. О тех, кто даже если по возрасту не попал на нее,
все равно задет ею. Задет так, как если бы сам воевал. О том, наконец, что
нам без всего этого не прожить, не обойтись сегодня в нашей мирной жизни.
"Мне без вас нельзя, - говорит своим боевым товарищам Петров, герой
повести "Дверь". - Я без вас как без фамилии".
А он-то, Петров, как раз и не воевал. И друзья его боевые, Лисичкин и
Каюков, приходят к нему лишь в его неотвязных снах. Но произносит он
святую правду. Ибо это - вещие сны, и они реальность.
Но о снах этой повести - позже.
Сначала вспомним другие произведения Р. П. Погодина, написанные
раньше, в которых он обращался к войне, и с которых начиналось взросление
его героев. Это повести "Где леший живет" и "Живи, солдат", не вошедшие в
этот сборник, но хорошо известные и полюбившиеся читателям, которые следят
за творчеством Р. П. Погодина. А до этих произведений герои Р. П. Погодина
словно проходили через свое детство и отрочество. Они были нашими друзьями
и сверстниками: Кешка из "Кирпичных островов", Володька и Женька из "Время
говорит - пора", Ремка и Валерка из "Мы сказали клятву", Васька из
"Вандербуль бежит за горизонт". Дубравка - может быть, самое
привлекательное и загадочное существо из всех, звонко прозвеневших в
начале шестидесятых годов, погодинских "Рассказов о веселых людях и
хорошей погоде".
Были и многие другие славные люди, мальчишки и девчонки, с которыми
мы навек подружились на к и р п и ч н ы х о с т р о в а х больших и
малых городов, с кем у б е г а л и з а г о р и з о н т, с кем м ы
с к а з а л и к л я т в у на верность и дружбу, на ненависть ко всякой
нечисти и скверне. С кем в нашем далеком детстве встретили первые раскаты
военной грозы.
Наши мальчики головы подняли -
Повзрослели они до поры...
Наше взросление действительно происходило д о п о р ы, потому что
вместе с героем повести "Живи, солдат" Алькой на фронт прорвались мы,
шестнадцати лет от роду, скрыв этот мучительно непризывной возраст от
цепких глаз военкомов и станционных комендантов.
Время нас не спрашивает. Оно властно говорит - пора. И тогда
вчерашний мальчишка становится вровень с закаленным душой взрослым
человеком. Война, случалось, делала и так, что опыт такого мальчишки
оказывался пострашнее опыта бывалых солдат.
Капитан Польской, жалея Альку и желая отбить у него охоту лезть в
пекло, жестоко сталкивает его со страшным ликом войны. Он посылает
паренька в палату тяжелораненых, где "на винтовом табурете, какие ставят к
роялям, сидел солдат в танковом, наполовину сгоревшем комбинезоне. Волосы
на голове спеклись в бурые комья. Кожи на лице не было. С носа и пальцев
стекала лимфа. Он не шевелился - не мог, иначе нарушится равновесие между
покоем и болью, иначе боль пересилит все человеческие возможности".
Алька возвращается в свою палату спокойно, без суеты. Но с новым
чувством и новым знанием и самого себя, и всех тех, кто, как этот танкист,
несет в себе боль войны.
Он ничего не говорит в палате о своей встрече. Капитан Польской
нетерпеливо спрашивает: "Каковы впечатления?" Алька смотрит на него
"глазами медленными и перегруженными". "Вы меня напугать хотели, что ли? -
спрашивает он. - Я же из Ленинграда. Я же в блокаде был".
О блокаде и об Альке в блокаде мы мало что знаем. Но в этих его
словах, с
