Соболев Леонид Сергеевич - Держись, Старшина
Леонид Сергеевич Соболев
Держись, старшина...
I
На этот раз командир лодки поймал себя на том, что смотрит на циферблат
глубомера и пытается догадаться, сколько же сейчас времени. Он перевел глаза
на часы, висевшие рядом, но все-таки понять ничего не мог: Стрелки на них
дрожали и расплывались, и было очень трудно заставить их показать время.
Когда наконец это удалось, капитан-лейтенант понял, что до наступления
темноты оставалось еще больше трех часов, и подумал, что этих трех часов ему
не выдержать.
Мутная, проклятая вялость вновь подгибала его колени. Он снова - в
который раз! - терял сознание. В висках у него стучало, в глазах плыли и
вертелись радужные круги, он чувствовал, что шатается и что пальцы его
сжимают что-то холодное и твердое. Огромным усилием воли он заставил себя
подумать, где он, за что ухватились его руки и что он собственно, собирается
делать. И тогда он вдруг понял, что стоит уже не у часов, а у клапанов
продувания, схватившись за маховичок. Видимо, снова он потерял контроль над
своими поступками и теперь, вопреки собственной воле, был уже готов продуть
балласт и всплыть, чтобы впустить в лодку чистый воздух.
Воздух... Благословенный, свежий воздух без этого острого, душного,
проклятого запаха, который дурманит голову, клонит ко сну, лишает воли...
Воздуха, немного воздуха!..
Его очень много было там, над водой. Несправедливо много. Так много,
что его хватало и на врагов. Они могли не только дышать им. Они могли даже
сжигать его в цилиндрах моторов, и их самолеты могли летать в нем над бухтой
и Севастополем. И поэтому лодка должна была лежать на грунте, дожидаясь
темноты, которая даст ей возможность всплыть, вдохнуть в себя широко
открытыми люками чистый воздух и проветрить отсеки, насыщенные парами
бензина.
Уже тринадцатый час люди в лодке дышали одуряющей смесью этих паров,
углекислоты, выдыхаемой их легкими, и скупых порций кислорода, которым
командир, расходуя аварийные баллоны, пытался убить бензинный дурман.
Кислород, дав временное облегчение людям, сгорал в их организме, а бензинные
пары все продолжали невидимо насыщать лодку.
Они струились в отсеки из той балластной цистерны, в которой
подводники, рискуя жизнью, привезли защитникам Севастополя драгоценное
боевое горючее. Цистерна ночью была уже опорожнена, бензин увезли к танкам и
самолетам. Оставалось только промыть ее (чтобы при погружении водяной
балласт не вытеснил из нее паров бензина внутрь лодки) и проветрить отсеки.
Но сделать это не удалось. С рассветом началась одна из тех яростных
бомбежек, длившихся целый день, которые испытывал Севастополь в последние
дни своей героической обороны.
Лодка была вынуждена лечь в бухте на грунт до наступления темноты.
Первые часы все шло хорошо. Но потом стальной корпус лодки стал подобен
гигантской наркотической маске, надетой на головы нескольких десятков людей.
Сытный, сладкий и острый запах бензина отравлял человеческий организм - люди
в лодке поочередно стали погружаться в бесчувственное состояние. Оно
напоминало тот неестественный мертвый сон, в котором лежат на операционном
столе под парами эфира или хлороформа.
И так же, как под наркозом каждый человек засыпает по-своему: один -
легко и покорно, другой - мучительно борясь против насильно навязываемого
ему сна, так и люди в лодке, перед тем как окончательно потерять сознание,
вели себя по-разному.
Одни медленно бродили по отсекам, натыкаясь на приборы и на товарищей,
и бормотали оборванные, непонятные фраз
