Соллогуб Владимир Александрович - История Двух Калош
Владимир Александрович Соллогуб
ИСТОРИЯ ДВУХ КАЛОШ
(Посвящено М. Ф. Козловой)
ПРЕДИСЛОВИЕ
Pereant qui ante nos nostra
dixerunt.
Goethe
[Да погибнут те, кто раньше нас высказал нашу мысль, Гете (лат.)]
Я так много в жизни свое ходил пешком, я столько в жизни своей
переносил калош, что невольно вселилась в душе моей какая-то особенная
нежность ко всем калошам. Не говоря уже о неоспоримой их пользе, как не
быть тронутым их скромностью, как не пожалеть о горькой их участи? Бедные
калоши! Люди, которые исключительно им обязаны тем, что они находятся на
приличной ноге в большом свете, прячут их со стыдом и неблагодарностью в
уголках передней; а там они, бедные, лежат забрызганные, затоптанные, в
обществе лакеев, без всякого уважения. И как, скажите, не позавидовать им
блестящей участи своих однослуживок, счастьем избалованных лайковых
перчаток? Их то и дело что на руках носят; им слава и почтение; они жмут в
мазурке чудную ручку, они обхватывают в вальсе стройный стан, и не они ли
отличают в большом свете истинное достоинство каждого человека и степень
его аристократизма? О перчатках говорят в лучших обществах между погодою и
театром, говорят дамы, говорят графини, говорят княгини, молодые и старые,
а более молодые.
О бедных калошах никто не говорит, или изредка замолвит о них стыдливое
словечко бедный чиновник на ухо товарищу, подняв шинель и шагая по грязи...
Ей-богу, меня всякий раз досада разбирает, когда я подумаю, как странно
все разделено на свете! Сколько людей... Сколько калош, хотел я сказать,
затоптанных и забытых, тогда как лайковые перчатки с своею блестящею
наружностью, с своею ничтожною пользою блаженствуют вполне!
Многие прежде меня писали мелкие биографии разных вещиц: булавочек,
лорнетов, шалей и тому подобного. Но они или приписывали им нежные
чувства, весьма неуместные в булавках и лорнетах, или вооружали их
испытующим оком, сердито следящим за грешными мирскими слабостями. Цель
моя другая. Я не представлю вам разрозненных листков журнала какой-нибудь
калошн сантиментальной, непонятой каким-нибудь жестокосердым сапогом. Я не
стану описывать вам похождения калоши сардонической, наблюдающей все нравы
без исключения, даже нравы тех гостиных, куда ее не пускают. Будьте
спокойны! Это все слишком старо и было бы в подражательном вкусе; а век
наш, в особенности век молодых литераторов, самостоятелен и нов. Я
расскажу вам просто историю двух калош кожаных.
ПРИГЛАШЕНИЕ НА БАЛ
Иоганн-Петер-Аугуст-Мариа Мюллер, "сапожных дел мастер", по вывеске
"приехавший из Парижа", а действительно из окрестностей Риги, проснулся
однажды очень рано, протянул руки, поправил бумажный колпак, упавший ему
на нос, и толкнул жену под бок.
- Вставай, Марья Карловна! Дай мне бритвы, да черные брюки, да белую
манишку. Надо отнести надворкому советнику Федоренке пару калош, которые
обещал я ему к пятнице (а эта пятница была тому две недели).
Я побреюсь, а ты вели подмастерье Ваньке вычистить калоши почище, как
зеркало. Слышишь ли? - прибавил с гордостью сапожник. - Пусть полюбуется
да посмотрит: работа не русская какая-нибудь, работа чисто немецкая, без
ошибки и фальши; не будь я Иоганн-ПетерАугуст...
Он не успел окончить, как Марья Карловна уже возвратилась с ужасом на
лице, с калошами в руках.
- Ванька был пьян вчера, - кричала она, - калоши испорчены!
Бритва упала из рук Мюллера.
- Cott schwer Noth! [Наказанье божье! (нем.)] Калоши надворного
советника! Solche allerliebste Kaloschen!..[Такие Прелест
