Соллогуб Владимир Александрович - Воспитанница
Владимир Александрович Соллогуб
ТЕМЕНЕВСКАЯ ЯРМАРКА
ВОСПИТАННИЦА
["Воспитанница" составляет второй эпизод "Теменевской ярмарки, или
Воспоминаний странствующего актера".]
Повесть
(Посвящено Н. В. Гоголю)
Несколько лет сряду не был я в нашей провинции.
В нынешнем году привелось мне снова поездить по православным дорогам и,
признаюсь чистосердечно, не без душевного трепета принес я бока свои на
жертву мостовым, гатям, косогорам, отслужившим мостам и прочим
препровождениям времени, насмешливо ожидающим свою измученную добычу. К
удивлению моему, благодаря распоряжениям теперешнего почтового начальства,
в лошадях задержки нигде не было, а на станциях заметил я опрятность,
водворенную, разумеется, попечениями местных властей. Кое-где проглядывало
даже губернское шоссе, которое, однако ж, по несчастию, всегда лежало в
стороне от моего пути.
Случай привел меня в губернский город X; и тут заметил я разные
утешительные улучшения в наружности в нашем губернском быту: в наружности
и во внутренности домов уже реже встречается прежнее неряшество;
постоянное пьянство начали почитать несчастием; на отъявленных взяточников
уже указывают пальцами; мужчины читают иностранные газеты, а на дамских
столиках лежат брюссельские издания и разные книжонки русского изделия, в
числе которых - прошу не прогневаться - и мои смиренные повести.
Гуляя по новым тротуарам, любуясь новыми щегольскими зданиями,
украшающими губернский город, я всякий раз останавливался перед одним
большим каменным домом, который, кажется, был забыт в общем
преобразовании. Сумрачная величавость его казалась окаменевшим преданием
другой эпохи. Видно было, что этот дом, построенный со всею роскошью
итальянской архитектуры, кипел когда-то жизнью, светил из окон веселыми
огнями и гордо поднимал голову над всеми окружавшими домиками. Я верю в
жизнь и в смерть безжизненных предметов, и оттого странный дом смотрел для
меня покойником; и точно, казалось, что он давно уже умер..
Красные трещины бороздили его почерневшие стены, зеленоватые стекла
тусклых окон местами были перебиты, местами заклеены исписанной бумагой.
Балкон исчез вовсе, оставя только четыре колонны с отвалившеюся
штукатуркой. Кое-где выглядывали из-под кирпичей чахоточные растения с
желтенькими цветочками. Ворота отворены настежь, а на дворе, заросшем
густой травой, валялось несколько пустых бочек. Ни одной человеческой души
не было видно в этом опустошенном, отжившем жилище.
Ближний лавочник, к которому я обратился с вопросом, объяснил мне, что
в этом доме помещалась прежде питейная контора, но что теперь она
перенесена на другой конец города. Такого объяснения было для меня
недостаточно. Губернский стряпчий, с которым я был знаком, сообщил мне,
что дело об этом доме находится теперь у него на рассмотрении; что в деле
с лишком пятнадцать тысяч листов; что он предмет тяжбы между многими
лицами, и отдан под надзор Дворянской Опеки.
Больше стряпчий ничего сказать мне не мог, потому что был определен на
место недавно, а собственно дела не принимался еще читать,, по
многосложности своих ванятий.
Наконец один говорливый губернский старожил удовлетворил моему
любопытству. Как только речь зашла о странном доме, глаза его оживились,
стан выпрямился; он весь помолодел от воспоминаний молодости.
"В этом доме, - говорил он, - прошли лучшие минуты - моей жизни. Я был
принят в нем как родной. Весело живали в старину, не то, что ныне. И что
за молодежь была! каждый день балы, театры да сюрпризы
