Соловьев Владимир - Из Воспоминаний, Аксаковы
Владимир Сергеевич Соловьев
Из воспоминаний. Аксаковы
Вспоминается мне большой, просторный дом,- барский оазис среди
купеческого Замоскворечья - против Николы, что в Толмочах, близ Ордынки...
- Сегодня у нас вечер с _большими_: дядя Юша и Анна Федоровна Аксакова
хотят тебя смотреть; они теперь внизу у бабушки, и будут подниматься не
вместе, чтобы не запугать сразу.
"Дядю Юшу", т. е. знаменитого славянофила Юрия Федоровича Самарина, а
также и племянника, гр. Федора Львовича Соллогуба - самого своеобразного и
привлекательного изо всех людей, каких я только знал, нужно будет
когда-нибудь помянуть особо, а теперь я хочу только записать, что осталось в
памяти об Аксаковых - Анне Федоровне и Иване Сергеевиче.
Вижу, входит мать моего приятеля, графиня Мария Федоровна Соллогуб
(рожденная Самарина) и с нею дама лет 45, невысокого роста, полная и
плотная, с очень некрасивым, но оригинальным лицом и, очевидно, давно
оставившая всякое притязание (если только когда-нибудь его имела) быть
женщиной в специфическом светском смысле этого слова. Желание Анны Федоровны
Аксаковой и других лиц "смотреть" меня объясняется некоторым шумом, донесшим
в Москву из Петербурга, где я несколько месяцев перед тем начал свое поприще
магистерским диспутом в университете. Моя юношеская диссертация, а также
вступительная речь на диспуте, резко шли против господствовавшего у нас в то
время позитивистического течения, и, доставивши мне succes de scandale* в
большой публике и у молодежи,
____________
* Скандальный успех (фр.).- Ред.
365
вместе с тем обратили на себя внимание "старших": Каткова, Кавелина, и
особенно последних представителей коренного славянофильства, к которому в
некоторых пунктах примыкали мои воззрения, хотя и незрелые, но достаточно
определенные в главном. Анна Федоровна начала разговор по-русски с очень
сильным иностранным произношением и скоро перешла на безукоризненный
французский язык. Дочь нашего великого лирика Ф. И. Тютчева, по матери
немка, она воспитывалась в Германии, а затем большую часть жизни провела при
дворе покойной императрицы Марии Александровны, где русский язык еще не был
в большом употреблении. Впрочем, она его основательно знала, очень хорошо на
нем писала и могла говорить грамматически правильно, но только с резким
немецким акцентом; она прекрасно знала также церковнославянский язык и была
начитана в наших богослужебных книгах.
Темою первого разговора послужила, конечно, моя диссертация и ее
главное содержание - критика философии Шопенгауэра и недавно выступившего
тогда Гартмана. Моя собеседница с большим жаром напала на самое понятие
_бессознательного_ духа.
- Бывают душевные состояния, не сознаваемые нами, т. е. мы не всегда
сознаем ясно, что делается в нашей душе, и пожалуй, это можно назвать
бессознательностью души, но какой смысл имеет бессознательный дух, когда
духом называется то, что владеет собою и, следовательно, имеет самосознание?
Я заметил, что слово Geist* употреблялось в различных значениях и что у
старших писателей оно относилось не к высшему, а к среднему началу нашей
жизни, связывающему психическое существо с физическим,- Geist Gas - как и
у французов в старину les esprits animaux** означали что-то
полуматерьяльное, посредствующее между душою и телом.
- Да, но ведь Гартман - не старинный писатель, и терминология у него
теперешняя, а при этом вся его метафизика, основанная на духовном, но
бессознательном начале, есть бессмыслица (n'est qu'un contresens***).
Впосл
