Сологуб Федор - Наивные Встречи
Сологуб Федор
Наивные встречи
Только Он и Она. Конечно, Он старше. Она очень молода. Но не все ли
равно, сколько им лет? В его памяти неизгладимы навеки несколько мгновений,
две-три встречи.
Навеки остался в памяти у Него ярко-солнечный миг морозного дня на
перекрестке туманных улиц громадного северного города и встреча с Нею.
Одна в толпе равнодушно закутанных и спешащих прохожих шла Она, вся
раскрасневшаяся от мороза, в легких светло-серых мехах. Ярким румянцем
пылали ее щеки, и горели ее черные глаза так ярко, так юно, так весело! И
губы ее, нежно-алые на морозе, улыбались - морозу, солнцу, толпе, молодости
своей и веселью. Она шла и улыбалась, счастливая, опьяненная счастьем
бессознательно юным,-нет, еще не счастьем даже, а его радостным
предчувствием.
Как на одесском портрете Монье лицо Елисаветы, ее прекрасное лицо было
обвеяно упоением сладостно-легкой жизни, восторгом пробуждающегося бытия.
Она шла в дивном восторге мимо Него, и уже почти прошла, не заметив,-и
вдруг взор ее черных, радостно смеющихся глаз упал на Него. И зарадовались
оба,-и весь внешний шум и свет погас для Него, и только одно было ее лицо,
раскрасневшееся на морозе, с нежно-алыми губами, обвеянное восторгом,
опьяненное радостным предчувствием неведомого счастья.
Он подошел к Ней, пожал ее тонкую руку в мягкой теплой перчатке. Он и
Она говорили что-то незначительное. Не все ли равно, что!
Он спросил Ее:
- Вам весело? Вы рады?
Она ответила Ему звенящим от радости голосом:
- Так хочу радости и смеха в этот день! Если бы даже горе было и слезы,
я бы радовалась и смеялась. Он тихо спросил:
- Чему?
Уж в душе его редкою и недолгою гостьею бывала радость, и усталость все
чаще томила, и суровыми укорами уже была в его глазах развенчана
прекрасная, но злая царица Жизнь, щедрая подательница бед.
Она смотрела на Него, широко открыв удивленные, радостные глаза. Он
повторил вопрос:
- Чему бы радовались?
- Я не знаю,- сказала Она.- Я хочу радости,- разве этого мало? Мне
весело. А вам? Вы не рады?
- Я рад тому, что вас встретил,- ответил Он. Она засмеялась и сказала:
- Вы все шутите. Нет, вы серьезно скажите,- вам не хочется смеяться и
радоваться?
- Мало ли что нам захочется,-сказал Он.-Вам легко, у вас нет ни забот,
ни огорчений.
- Ну вот, почему нет!- воскликнула Она.- И плачешь иногда. Так что ж!
- О чем же вы последний раз плакали?- спросил Он.
Она сказала с радостным укором:
- Стоит ли вспоминать! Так, с мамою что-то. У нее нервы расстроены. У
нее неприятности, она так раздражительна. Ну да что, стоит ли вспоминать!
Шли, разговаривали. Он, обрадованный только Ею, Она, вся обвеянная
восторгом произвольной радости, по воле творимого ликования.
II
Прошли дни. Была весна. Другая встреча. Поля слегка туманились. Перед
забором сада было тихо. Тонкая сосенка на дороге перед калиткою сладко
дремала, погруженная навеки в милую свою бессознательность. Слезы
прозрачного смолистого сока застывали на ее коре,- слезы, Бог весть о чем.
Серела пыль на дороге, и мягки были в вечерней мгле очертания дорожных
колей.
Заря вечерняя уже погасла, но весь мглистый воздух был пропитан
мечтанием о тихой заре вечерней. И над ними, над двумя, в безмолвном
воздухе вечернем трепетал вешнею радостью тихий лепет мечты.
Они сидели на скамейке у забора. На Нем была светло-серая одежда; под
белою полоскою крахмального воротничка краснел узкий галстук; темным пятном
нависла над лицом желтая соломенная шляпа.
Она была в легком белом платье. Ее стр
