Станюкович Константин Михайлович - Беглец
Константин Михайлович Станюкович
Беглец
{1} - Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.
I
Чуть-чуть покачиваясь на затихавшей зыби и вздрагивая от быстрого хода,
подходил наш клипер к берегам Калифорнии.
Было прелестное сентябрьское утро. Солнце уже высоко поднялось на
ярко-голубом небе, подернутом белоснежным кружевом убегающих перистых
облачков, и заливало палубу ярким блеском. От присмиревшего океана веяло
свежестью и прохладой. Дышалось полною грудью.
Обрывистые красные берега, окутанные по верхам золотистой дымкой
тумана, уж отчетливо видны простым глазом. Вдали, на высоком холме, у входа
в бухту, белеется башня маяка. Все чаще и чаще попадаются навстречу суда, и
малютка-пароходик, с ярким флагом на мачте, поднимаясь с волны на волну,
несется к клиперу. Это - лоцман, и с ним, конечно, пачка последних
американских газет.
Все вышли наверх из душных кают, и палуба забелела множеством
матросских чистых рубах. Все празднично настроены. Все просветлели,
охваченные радостным ожиданием "берега".
После тридцатидневного бурного перехода с постоянной качкой, тревожными
вахтами со шквалами, дождем и нередкими окриками боцмана среди ночи: "Пошел
все наверх третий риф брать!", - после прискучивших консервов за обедом и
однообразных разговоров в кают-компании, надоевших всем, как и физиономии
друг друга, после скучных стоянок в китайских портах, - эта "жемчужина
Тихого океана", как называют янки Сан-Франциско, сулила немало удовольствий.
Всем хочется поскорей увидать этот диковинный город, выросший со сказочной
быстротой, и среди молодых офицеров уже идут оживленные толки о съезде на
берег.
И на баке - этом матросском клубе, где устанавливаются репутации и
обсуждаются все выдающиеся явления судовой жизни, - вокруг кадки с водой для
курильщиков (в другом месте курить матросам нельзя) собралась толпа. И там
разговоры, разумеется, о "береге".
Общий любимец, добродушный, веселый и смелый до отчаянности марсовой
Якушкин, которого все почему-то зовут Якушкой, хотя Якушке уж под сорок лет,
- передает свои впечатления о Сан-Франциско, где он был три года тому назад,
когда в первый раз ходил в кругосветное плавание.
По словам Якушки, город веселый, народ бойкий и живет вольно, кабаков
много, и водка хорошая - виска по-ихнему; табак - дрянь против нашего, зато
шерстяные рубахи можно похвалить: носки и дешевы.
- А насчет чего другого-прочего, братцы, так дорого...
Он ухарски подмигнул бойким черным глазом из-под темных взъерошенных
бровей, придававших его смуглому, широкому, скуластому лицу с шапкой на
затылке забубенный вид заправского лихого матроса, прижал корявым,
почерневшим от смолы пальцем огонь в своей трубочке, цыкнул по-матросски в
кадку и, расставив свои короткие, крепкие босые ноги фертом, не торопясь,
прибавил:
- Зато и форсисты шельмы, я вам скажу!
- Ну?! - раздалось из толпы.
Очевидно, довольный произведенным эффектом, Якушка продолжал:
- Но только пьяного, братцы, не пущают... ни боже мой! А ежели ты
пришел пьяный, тебя сейчас мамзель честью по загривку... И не пикни! Потому
у их бабам уважение. Какая ни есть, а уважать!
В толпе смеются. На многих лицах недоверие, и кто-то иронически
замечает:
- Чудно что-то, Якушка!
- Чудно и есть, а только я верно вам говорю - бабу обидеть не смей!
Молодой белобрысый матросик с большими добрыми голубыми глазами, не
успевший еще потерять на службе своей деревенской складки, все время
необыкновенно внимательно слушавший Якушку, вдр
