Станюкович Константин Михайлович - Побег
Константин Михайлович Станюкович
Побег
Из цикла "Морские рассказы"
I
Солнце быстро поднималось в бирюзовую высь безоблачного неба, обещая
жаркий день.
Оно заливало ярким блеском и эти зеркальные, совсем заштилевшие,
приглубые севастопольские бухты, далеко врезавшиеся в берега, и стоявшие на
рейде многочисленные военные корабли, фрегаты, бриги, шхуны и тендера
прежнего Черноморского флота, и красавец Севастополь, поднимавшийся над
морем в виде амфитеатра и сверкавший своими фортами, церквами, домами и
домиками слободок среди зеленых куп садов, бульваров и окрестных хуторов.
Был шестой час на исходе прелестного августовского утра.
На кораблях давно уже кипела работа.
К подъему флагов, то есть к восьми часам, все суда приводили в тот
обычный щегольской вид умопомрачающей чистоты и безукоризненного порядка,
каким вообще отличались суда Черноморского флота.
С раннего утра тысячи матросских рук терли, мыли, скоблили, оттирали
или, по выражению матросов, наводили чистоту на палубы, на пушки, на медь -
словом, на все, что было на палубах и под ними, - до самого трюма.
Давно работали в доках, адмиралтействе, и разных портовых мастерских,
расположенных на берегу. Среди грохота молотков и лязга пил порою
раздавалась дружная "Дубинушка", при которой русские люди как-то скорее
поднимают тяжести и ворочают громадные бревна.
Опустели и мрачные блокшивы, стоявшие на мертвых якорях и, словно
прокаженные, вдали от других судов, в самой глубине корабельной бухты.
Это - плавучие "мертвые дома".
Подневольные жильцы их, арестанты военно-арестантских рот, с четырех
часов уже разведены по разным работам.
В толстых холщовых рубахах и таких же штанах, в уродливых серых шапках
на бритых головах, они прошли, звякая кандалами, несколькими партиями, в
сопровождении конвойных солдат, по пустым еще улицам и возвратятся домой
только вечером, когда наступит прохлада и весь город высыплет на бульвары и
Графскую пристань.
И тогда во мраке чудной южной ночи эти блокшивы замигают огоньками
фонарей, и среди тишины бухты раздадутся протяжные оклики часовых, каждые
пять минут один за другим выкрикивающих: "Слушай!"
Проснулись и слободки, окаймлявшие город, с их маленькими, белыми,
похожими на мазанки, домами, населенными преимущественно семьями отставных и
служащих матросов, артиллерийских солдат, казенных мастеровых и вообще
бедным, рабочим людом.
Рынок - этот клуб большинства населения, расположенный у артиллерийской
бухты, - давно кишел народом.
Шумные и оживленные кучки толкались между ларьками, среди мясных,
телячьих и бараньих туш, кур, уток и разной дичи, среди массы зелени и
разнообразных овощей юга, гор арбузов и пахучих дынь и множества фруктов,
привезенных из ближних садов. Торговали, кричали и сердились. Тут же
делились последними новостями и сбывали поношенное платье и старую обувь.
У самого берега бухты стояли рыбачьи суда соседнего городка Балаклавы
со свежею рыбой. Какой только не было! И камбала, и скумбрия, и жирная
кефаль, и бычки, и маленькая золотистая султанка, которую лакомки считают за
самую вкусную рыбу Черного моря. Только что наловленные устрицы лежали в
корзинах и предлагались поварам и кухаркам.
Тут же, рядом с рыбным рынком, в прозрачной, словно хрусталь, воде
заливчика бухты, отливавшей изумрудом, купалась толпа мальчишек. С веселым
смехом бросались они в воду, плескались, обдавали один другого брызгами,
плавали и ныряли, словно утки, соревнуясь в своем искусстве друг перед
другом и перед г