Станюкович Константин Михайлович - В Тропиках
Константин Михайлович Станюкович
В тропиках
{1} - Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.
СОДЕРЖАНИЕ
I. Ночь
II. Утро
I. НОЧЬ
I
Среди шепота тропической ночи, полного какой-то таинственной прелести,
почти бесшумно плывет, словно птица с гигантскими крыльями, трехмачтовый
паровой военный корвет "Сокол" под всеми парусами, имея бомбрамсели на
верхушках своих, немного подавшихся назад, мачт.
Небольшой, изящных линий, красавец-корвет, на котором находится сто
семьдесят матросов, четырнадцать офицеров, доктор и иеромонах с Коневского
монастыря, идет с благодатным, вековечным пассатом, направляясь на юг, узлов
по семи-восьми в час, легко и свободно, с тихим гулом, рассекая воду,
рассыпающуюся у носа алмазной пылью, и равномерно слегка покачиваясь на
исполинской груди старика-океана. Необыкновенно спокойный и ласковый океан
лениво, с нежным рокотом, катит свои бездонные, могучие волны, но не бьет
ими сердито бока чуть-чуть накренившегося "Сокола", а, напротив, кротко
облизывает их и словно шепчет морякам, что в этих широтах он не коварен, и
его нечего бояться. Широкая серебристая лента, сверкая фосфорическим
блеском, стелется за кормой, выделяясь среди чернеющего океана, и исчезает
вдали потерянным следом.
А что за дивная тропическая ночь на этом океанском просторе, с
мириадами звезд и звездочек, то ярко и весело, то задумчиво и томно мигающих
с высоты темного, словно бархатного, купола!
После дневного зноя, мало умеряемого пассатным ветром, с ослепительно
жгучим солнцем, висящим в безоблачной бирюзовой выси раскаленно золотистым
ядром, необыкновенно легко и привольно дышится в эти ласковые, волшебные
тропические ночи, быстро, почти без сумерек, наступающие вслед за закатом
солнца и веющие нежной прохладой. Полной грудью жадно глотаешь освежающий,
насыщенный озоном, морской воздух и всем существом ощущаешь прелесть этой
ночи, испытывая какую-то приподнятость настроения и безотчетный восторг.
Глядя на этот таинственно дремлющий океан, на это, сверкающее
брильянтами, небо, прислушиваясь к тихому рокоту волн, точно освобождаешься
от обыденной пошлости. Думы становятся возвышенней и смелей, и грезы,
неопределенные и беспредельные, как океанская даль, уносят куда-то
далеко-далеко...
До полуночи оставалась склянка (полчаса).
В этот час почти все спят на нашем плавучем островке, оторванном от
родины, далеком от близких, от милых, и спят наверху, на палубе, так как
внизу душно и жарко.
Не спит только вахтенный офицер, молодой мичман Лучицкий, шагающий,
весь в белом, взад и вперед по мостику и отрывающийся от мечтательных дум и
воспоминаний, чтоб зорко оглядеть горизонт и время от времени крикнуть
вполголоса часовым на баке: "Вперед смотреть!"
Не спит, конечно, и вахтенное отделение матросов.
Примостившись поудобнее небольшими кучками у мачт или у пушек, они
тихо, словно бы боясь нарушить тишину волшебной ночи, "лясничают" между
собой про "свои места", которые так далеко отсюда, про Кронштадт, про
прежние плавания, про добрых и злых командиров и про корветского боцмана,
которого надо бы проучить на берегу, так как он "дерется без всякого
рассудка". Некоторые, охваченные теплым дыханием ночи, полудремлют
сторожкой, матросской дремой, готовые очнуться при звуке командного
голоса... А то кто-нибудь из мастеров-сказочников сказывает тихим и певучим
ритмом сказочной речи сказку про Ивана-царевича или Бову-королевича, и
несколько человек внимательно слушают.
Так коротается ночная
