Становкина Лариса - Бессмертие
Лариса Становкина
БЕССМЕРТИЕ
Снова был свет и покой. Тишина и пустота. Удивление пришло
потом. "Как, опять?.. Но я не хочу..." А вокруг только свет и
покой. "Это нечестно... Так не должно быть..." Мысли уходят,
унося с собой чувства, ощущения и эмоции. И снова свет и покой,
тишина и пустота.
Ра прервал поток волн, исходящих от интеллекта, только что
пересекшего черту. Он был удивлен тем, что этот клубочек полей
не испытывает блаженства перехода. Чем же он отличается от
других? Ра соединился с интеллектом, и его поле заискрилось от
мощного излучения. "Вот это да..." - поразился Ра.
Клубочек полей был помещен в энергетическую рамку. Ра
связался с Центром и передал: "Требуется помощь Совета".
Совет собрался в Пространстве Куба. Спокойствие Верхнего
Мира было нарушено. Мысли беспорядочно заполняли пространство,
переплетались, соприкасались. Все были взволнованы. Наконец
возник основной поток мыслей, прерывающий остальные: "Взываю к
Высшему Разуму".
Пространство опустело, мысли улеглись, освободив место
основному потоку. Совет настроился на обсуждение ситуации.
"Интеллект Ла, переступив черту, отказался принять
Реальность".
"Искупил ли он страданиями свои грехи?"
"Пусть Разум проследит Период интеллекта от начала до конца".
Рамка, в которую был заключен Ла, раскрылась, и Совет
принял мощную волну, исходящую оттуда.
Как-то странно я воспринимаю свою жизнь. Отрывочно,
беспорядочно. Наверное, не могу замедлить ход мыслей. Поэтому
вижу только обрывки. Вот мой первый день, который помню. Утро,
светит яркое солнце. Я бегу по траве, по широкому лугу. Такое
огромное небо, грудь готова разорваться от восторга и желания
охватить все это пространство и удержать в маленьких, беспомощных
еще ручонках. Я бегу, бегу, трава опутывает ноги и старается
уронить меня. Я падаю с размаху в самую гущу цветов. Я замираю.
Передо мной на тоненьком стебельке яркий сиреневый колокольчик,
а на колокольчик - жучок, черненький, с крохотными глазенками и
забавными усиками. Смотрит на меня и смеется. Впрочем, откуда я
знаю, что он смеется... Мне просто хочется, чтобы он смеялся. И
колокольчик смеется, прямо дрожит и качается от смеха. И ветерок
смеется и треплет мои волосы. И тогда я тоже смеюсь - звонко,
заливисто, как умеют смеяться только дети.
Вдруг это воспоминание обрывается. И вот уже я в поезде. За
окном бегущий дрожащий лесок, тонкие березки подпрыгивают и
приплясывают, и проносятся мимо в своем быстром танце. А облака
в небе такие яркие, словно маленькие солнца. Они сверкают и
догоняют поезд. Они нашептывают удивительные сказки о просторе и
тишине, о неумолимом ветре и времени. Я не слышу их, и от этого
мне грустно.
Новая картина: горит огромный дом. Огонь хватается за сухие
трескучие бревна и ползет вверх. А за ним только чернота и жар.
Сильные жесткие руки безжалостно держат меня за плечи. Я
вырываюсь, кричу, плачу, хотя знаю, что это не поможет. Ничто
уже не поможет. От этой жестокой безнадежности мутится сознание.
Треск и рев пламени заглушают крик. Там погибает моя больная
мама. И я ничем не могу ей помочь. Это бессилие убивает,
разрывает на части все внутренности. И я чувствую, что внутри
меня уже нет ни легких, ни сердца, только стонущие жгучие
клочки.
Потом смутно какие-то лица. Я слышу какие-то голоса, но не
понимаю слов. Я вижу движение, но не чувствую прикосновений. И
только одно нестерпимо резкое, бешеное желание - жить... жить!
Из смутных обрывков воспоминаний выплывает лицо. Оно
огромное,