Стрешнев Дмитрий - Мыши
Дмитрий СТРЕШНЕВ
МЫШИ
ОДИН САМЫЙ ОБЫЧНЫЙ ДЕНЬ ЗА ВОСЕМЬ МЕСЯЦЕВ ДО НАЧАЛА РОКОВЫХ СОБЫТИЙ
Перед казенным зданием грубой советской постройки блестела лакированными телами стая дорогих автомашин, одна - четырехглазый "Мерс" с номером 777 ок 77 - такой в автоинспекции стоит не меньше половины штуки баксов. Даже без комментариев прессы было ясно, что внутри происходит что-то серьезное.
Внутри по коридору текла черная икра плащей и пальто: сентябрь в этом году был прохладный. Впереди всех шел молодой человек с лицом, одухотворенным революционным безумием, который громко говорил - и вместе с эхом между стенами металось:
- Новая оригинальная концепция интерьера, в пространство которого вольется панорама окружающего мира... Органичное сочетание металла и стекла закольцует пространство эстетикой хай-тека... Легкий слог архитектурного языка...
Хрустальные конусы фонтанов...
Это был, ясное дело, то ли дизайнер, то ли архитектор - на лбу у него не написано. Говорил он, не останавливаясь, красиво, словно сыпал стихами на иностранном языке. От пахнущих загадочным иноземным туманом слов безликие стены эпохи развитого социализма на глазах покрывались туберкулезной плесенью, а наполненные бледным светом плафоны смотрелись тоскливее, чем обычно.
Когда дизайнер-архитектор на мгновение задерживался, все прочие тоже послушно останавливались, а потом так же поспешно срывались вслед за ним дальше по длинному коридору. Эхо летело далеко впереди породившего его жизнерадостного голоса и резонировало в гулких покинутых помещениях.
Но в одном из этих помещений, загроможденных пустыми клетками и неуклюжими научными приборами, можно было совершенно неожиданно обнаружить двух живых существ: человека и обезьяну. Обезьяна вела себя, как и полагается обезьяне: вертела головой, строила гримасы и совала в рот всё, до чего могла дотянуться.
Короче, обезьянничала. Человек - обладатель безобидного лица технического интеллигента, немного подправленного воинственным седым ежиком, - меланхолично листал бумаги, испорченные дрянным почерком и каракулями формул, а некоторые разглядывал, держа далеко от глаз на вытянутой руке, что свидетельствовало о проблемах со зрением. Время от времени он тянул за поводок, одергивая чересчур распоясавшуюся обезьяну.
На первый взгляд картина напоминала идиллические кадры из старого кинофильма о счастливой, наполненной творчеством судьбе научных работников. Но вялый размагниченный взгляд и нарочито изломанная поза, в которой находился сидящий на стуле, ясно говорили: что-то здесь не так.
Нет, решительно нет! Приятеля обезьяны я никак бы не назвал счастливым.
Неизвестно, сколько уже сидел так означенный человек, бесцельно перебирая бумаги, и неизвестно, сколько он бы еще просидел, маясь этим занятием, если бы не открылась дверь и не вошел еще один такой же невзрачный представитель научного племени. Судя по тому, что его тело покрывала всего лишь клетчатая рубашка, на улицу он не выходил, а бродил где-то внутри, по коридорам. Ясное дело, шпионил. Сразу с порога он сказал, кривя в интеллигентской усмешечке тонкие губы и показывая непонятно куда сощуренными зеленоватыми глазами:
- Всё. Хана генетике. Там уже ходят эти, с мобильниками... Правильные слухи были, что дирекция всё приватизировала и продала под офисы и ресторан...-его глаза задержались на обезьяне, и он тут же пошутил:- Не хочешь узнать, есть у них макаки-резус в меню?
Торганем!..
- Науке не может настать хана,-отозвался меланхолический человек и сильно дернул за ремешок обезьяну
