Стронин М - Васка
М. Стронин
ВАСКА
I.
Про Савку Кляву и про галку. Тут и про Васку и про парнишек разных.
Не такой, как вы, читатель, был Савка Клява, и говорить про него я
буду по-другому.
Ну так буду говорить, как рассказывал комсомолец Митька Пирожок.
Братва с "Ящичной" сразу же признала Кляву, как его прислали с биржи.
Да и Клява парнишка был что надо. Мог держаться против любого, да и "бо-
бика", говорил, не боится.
- Меня замел милюк один с самогоном в живопырке. Ну и "дуру" в нос,
чтоб за ним хрял. А я ему: "Скинь, говорю, дуру, а то не пойду, вези на
извозце тогда".
Ну, известно, братве и крыть нечем. А чтобы не поверить ему - и в го-
лове не было. Потому, кто как горловит: шпана, револьвер в пример, шпал-
лером зовет, а милицейского - милифраном. А Савка - "милюком", да
"мильтоном" его, а револьвер - "бобиком", да "дурой". Значит из грачей,
из настоящих...
Признавала Савку и комсома после того, как он частушки на попа сочи-
нил.
- Кляву бы в работу взять, парнишка полезный.
Это организаторша комсомола, Васка Гривина говорила.
А он тут как тут, за куревом в коллектив прихрял.
- Даешь, братва, дыму, - частушку настучу.
Ну, дали. А он и начал. Вначале все честь-честью выходило. А потом
такого начал лепить горбатого, да все матом, что только на его боках бы
и отыграться, кабы дисциплина комсомольская позволяла бы.
- Хулиган! - не устояла все же Васка, да как хлестанет его по басам -
только щелкнуло, и вся щека как из кумача стала. И выгнали его.
Само собой комсома не знала, что Клява впервые частушки свои вслух
читал. А как же, по его выходило: горловить что-либо вслух и не крыть
матом? Думать и то никак нельзя без мата... Да и девчонки его слушали.
А девчонок он презирал хуже чего нет на свете. У него и язык бы не
повернулся назвать какую-нибудь девчонку по имени. Шкица или шмара - са-
мое настоящее их имя.
А назови его кто-нибудь Савой, в пример, - сдохнет со стыда от такого
уничтожения. Хулиган, братишка, жиган - вот самые истинные слова.
Но тут от Васкиного "хулигана" впервые Савка скривил рожу.
Само это слово, говорю, привычное, и никакой в нем обиды. Но то-то и
оно, как оно было сказано. По-настоящему было сказано, всурьез, без вся-
кой похвалы выходило, а с самой что ни на есть обидой. Положим, бабы и
всегда норовят без похвалы и с обидой говорят, только ничего не получа-
ется у них, а тут получилось. Потому Васка не какая-нибудь мокроносая, а
самый делаш, которую хоть в налет бери, кабы не комсомолка...
И стало в Савке что-то крутить с той поры. Присмирел будто. Так что
братва и решила:
- Сошел Клява. Барахлил только... А бухтел, что его матка шмарой на
Лиговке, а батьку китайцы на мыло сварили. Вот барахло.
---------------
Треск был в "ящичной" такой, что в ушах зудилось. Круглая пила с гу-
дящим шипением резала доски, словно они не деревянные были, а из подат-
ливого сливочного масла. Только брызги душистых опилок выдавали дерево.
Но больше всего стуку и треску было в углу мастерской, где сколачивались
ящики.
Кипы фанеры, пахнущие кисловатым столярным клеем, не успевали еще от-
лежаться и просохнуть, как уже складывались в огромные короба и накрепко
сколачивались.
Братва в парусиновой прозодежде прямо кипела. Каждому скорее хотелось
выработать норму. Вескоголовые стальные молотки прямо горели в руках и
меткими клевками аппетитно загоняли упругие гвозди в дерево. Ящики гро-
хали и гудели как барабаны.
Хлеще же всех работал Савка. Его ящики вертелись, словно сами; горки
гвоздей пе
