Суркис Феликс - Перекресток
Феликс СУРКИС
ПЕРЕКРЕСТОК
Подберезовик был крепкий, плотный, на высокой, изогнутой у земли ножке,
в светлых пятнах по черной шляпке. Толику нравилось даже его название -
обабок. Зацепившись свитером за куст, так что ветки пружинисто потянулись
за ним, Толик продрался сквозь заросли, стал на колени, аккуратно подрезал
во мху грибную ножку.
- Что вы нашли, дядя Толя? - заставил его выпрямиться завистливый
Лоркин голосок.
- Поганку... - Толик усмехнулся.
- А ну покажите!
Толик протянул племяннице корзинку.
- Ничего себе поганка! Мне бы такую! А я вон хожу-хожу, только донышко
закрыла. Так нечестно.
- Зато у тебя два белых. Хочешь, поменяемся?
- Ага, хитренький какой, дядечка Толечка! Чтобы мои толстопятики тоже к
вам перешли?
- Ну и нечего задаваться, грибы хвастунов не любят. Иди лучше сюда,
укуси черничку...
- Нетушки-нетушки, сами там, у муравейника, ползайте.
- Подумаешь, испугалась!
- А вот и не испугалась! Я, если хотите знать, даже комаров не боюсь.
Уже тридцать три штуки прихлопнула. Нет, тридцать пять: вот сразу два
попались. Сейчас запишу.
Лорка достала из-под куртки блокнотик, шариковый карандаш, поставила
пару черточек в чистой клетке. Потом, вздохнув, опять взялась за корзинку:
- Дядя Толя, понесите, а?
- Выйдем из лесу - так и быть, выручу. А пока сама таскай!
- Тогда хоть спойте что-нибудь... Печору. Или про Отелло... Ой, а вы
сыроежку пропустили!
- Я их не беру. Осторожно, тут болото, не зачерпни сапогами! Ступай по
корням.
- Я застряла.
- Потому что ты нытик. Ну, смелее!
Толик прощупывал палкой качающуюся, залитую черной жижей тропку. В
кедах хлюпало, однако шерстяные носки не давали ногам застыть. Лорке в
резиновых сапожках все было нипочем, но она примолкла, несколько волосков
выбилось из-под капюшона, и она их не поправляла. Остренький носик
брезгливо морщился: здесь пахло гнилью, листья ивняка покрывала ржавчина,
кое-где торчал мохнатый от старости и мха сухостой. Липкая паутина
неприятно щекотала лицо, а летучие пауки, падая сверху, копошились в
волосах, впивались в шею. От них долго зудело и чесалось тело.
- Дядя Толя, лес не любит людей?
- С чего ты взяла?
- Ну вот в парках белки не боятся брать сахар из рук, а в лесу ни одна
не покажется. И еще там деревья прирученные. А здесь дикие, хмурые. Вроде
задумались...
- У тебя фантазия как у наших предков. Древние считали, в каждом дереве
по человечку живет. Срубишь дерево - загубишь живую душу. Из-за таких
дремучих местечек и насочиняли сказок...
- Значит, про лес ерунду говорят?
- Конечно. Что здесь есть? Глухие деревья да комары. Пусто...
Толик размахнулся и гулко стукнул палкой по стволу березы.
- Ну на тропинку мы выбрались. Теперь строго по солнышку - и дома!
Вдогонку им зашелестели листья. Хрустнула ветка. Чуткая предзакатная
сырость уже подстерегала лес.
Тьоу вздрогнула от удара по дереву и, выглянув, успела поймать краешек
солнца. Она знала, что потом заболят глаза и кожа на лице будет саднить и
искриться, и колющим нытьем ответит на перегрев фолль - складка
термолокатора у горла. Она знала это - и все-таки на секунду раньше, чем
следовало, оторвалась от шершавой березовой коры. Холодный багровый луч
царапнул по глазам так, что виски заломило. Тьоу зажмурилась и не увидела,
как солнце покатилось под горизонт.
Роса уже пала на траву, лес пробудился, синицы торопливо дотягивали
обязательную вечернюю звень, и по своим извилистым путям поплыли тоненькие
голоса запахов. Пахло мухомором, таволгой, мокрой
