Тарсис Валерий Яковлевич - Палата № 7
Валерий Яковлевич Тарсис
ПАЛАТА №7
Повесть
ТРИ ГОДА СПУСТЯ...
Звонок.
Я открываю дверь. В полумраке коридора стоит высокий незнакомый юноша.
На мой вопроси-тельный взгляд он отвечает широкой улыбкой, словно лучи
солнца осветили его лицо, охватывает руками мою шею и восклицает чуть
глуховатым ломающимся голосом:
- Да неужели вы не узнаете меня?
Ну, конечно, это ведь Женя, мой однополчанин из палаты № 7. Пусть вас
не удивляет слово "однополчанин". Всем известно, с каким радушием и
волнением встречаешь однополчанина, особенно из тех, с которыми ты вместе
был в бою, вспоминаешь далекие, незабываемые дни, павших друзей, судьбы
выживших. Я всю войну провел на фронтах, был трижды ранен и контужен, у
меня было много друзей - однополчан, но должен признаться, что еще с
большей нежностью и душевным волнением я вспоминаю и встречаю других
однополчан, соратников и друзей, с которыми мне довелось сражаться плечо к
плечу в другой большой битве, еще не оконченной и поныне - битве
свободолюбивых русских людей против советско-коммунисти-ческих
поработителей, битве за счастье и волю моего народа.
Одним из драматических эпизодов этого большого сражения была наша
схватка с врагом в палате № 7. Для меня всегда было и останется
символическим наше пребывание в палате № 7 Всесоюзной Психиатрической
больницы им. Кащенко. Повесть моя об этих горячих днях нашла отклик в
сердцах людей доброй воли на всей земле.
И вот предо мной стоит Женя, выросший, возмужавший, окрепший.
Вспоминаем дни, проведенные вместе в палате № 7, друзей, и, естественно,
говорим о перспективах, о будущем. Я рассказываю ему о больших сдвигах,
растущей оппозиции, смогистах, демонстрациях молодежи. Он слушает с большим
вниманием, не перебивает меня. Потом, когда я умолкаю, говорит своим чуть
глуховатым голосом:
- Обо многом из того, что вы рассказали, и до нас докатилась весточка.
Да и я не приехал с пустыми руками. Гостинца вещественного я, конечно, не
привез - в нашем городе даже нет предметов первой необходимости, а о
подарках и говорить не приходится. Но я думаю, что подарок, который я
привез, для вас будет намного дороже. Так вот... мы не забыли нашу клятву,
когда расставались с вами. С горечью должен признаться, что мы надеялись на
более обильные плоды или трофеи после нашей битвы в палате № 7. Тысячи и
тысячи людей по-прежнему томятся в сумасшедших домах, лагерях и тюрьмах. Но
зато окрепла и решимость народа сбросить это страшное ярмо. И я рад вам
сообщить, что в нашем городе вся молодежь готова восстать...
Тут я перебил его:
- Ну, ты, наверное увлекаешься, Женя. Это, конечно, естественно для
двадцатилетнего юноши. Помнишь стихи Ростана:
Мне двадцать лет, я сын Наполеона
И ждет меня корона.
Он с жаром возразил:
- Нет, нет... Это не мечты, не фантазия. У нас крепкие связи. Только
скажите слово...
- Слово будет сказано, Женя. И разумеется, не мною, - я только поэт,
высказывающий вслух думы и чаяния народа. Но есть и у нас, и за рубежом
политические деятели, которые готовят народ для решительного восстания
против коммунистических поработителей. И когда созреет время, раздастся
призывной сигнал, и начнется генеральное сражение за освобождение нашей
Родины.
Мы еще долго беседовали о будущем. Глаза Жени светились умиротворенной
печалью. Ночь была на исходе. Занималась жемчужная, багряная заря нового
дня.
Был канун Нового года - тысяча девятьсот шестьдесят шестого. Я прочел
на прощание свое стихотворение "Памятник", которое кончалось с
