Тендряков Владимир - Ночь После Выпуска
Владимир Фёдорович Тендряков
(1923-1984)
НОЧЬ ПОСЛЕ ВЫПУСКА
Повесть
1
Как и положено, выпускной вечер открывали торжественными речами.
В спортзале, этажом ниже, слышно было - двигали столы, шли последние
приготовления к банкету.
И бывшие десятиклассники выглядели сейчас уже не по-школьному: девчата
в модных платьях, подчеркивающих зрелые рельефы, парни до неприличия
отутюженные, в ослепительных сорочках, при галстуках, скованные своей
внезапной взрослостью. Все они, похоже, стеснялись самих себя - именинники
на своих именинах всегда гости больше других гостей.
Директор школы Иван Игнатьевич, величественный мужчина с борцовскими
плечами, произнес прочувствованную речь: "Перед вами тысячи дорог..." Дорог
тысячи, и все открыты, но, должно быть, не для всех одинаково. Иван
Игнатьевич привычно выстроил выпускников в очередь соответственно их
прежним успехам в школе. Первой шла та, что ни с кем не сравнима, та, что
все десять лет оставляла других за своей спиной,- Юлечка Студёнцева.
"Украсит любой институт страны..." Следом за ней была двинута тесная
когорта "несомненно способных", каждый член ее поименован, каждому воздано
по заслугам. Генка Голиков был назван среди них. Затем отмечены вниманием,
но не превознесены "своеобразные натуры" - характеристика, сама по себе
грешащая неопределенностью,- Игорь Проухов и другие. Кто именно "другие",
директор не счел нужным углубляться. И уже последними - все прочно,
безымянные, "которым школа желает всяческих успехов". И Натка Быстрова, и
Вера Жерих, и Сократ Онучин оказались в числе них.
Юлечке Студёнцевой, возглавлявшей очередь к заветным дорогам,
надлежало выступить с ответной речью. Кто, как не она, должна поблагодарить
свою школу - за полученные знания (начиная с азбуки), за десятилетнюю
опеку, за обретенную родственность, которую невольно унесет каждый.
И она вышла к столу президиума - невысокая, в белом платье с кисейными
плечиками, с белыми бантами в косичках крендельками, девочка-подросток,
никак не выпускница, на точеном личике привычное выражение суровой
озабоченности, слишком суровой даже для взрослого. И взведенно-прямая,
решительная, и в посадке головы сдержанная горделивость.
- Мне предложили выступить от лица всего класса, я хочу говорить от
себя. Только от себя!
Это заявление, произнесенное с безапелляционностью никогда и ни в чем
не ошибающейся первой ученицы, не вызвало возражений, никого не
насторожило. Директор заулыбался, закивал и поерзал на стуле, удобнее
устраиваясь. Что могла сказать, кроме благодарности, она, слышавшая в школе
только хвалу, только восторженные междометия в свой адрес. Потому лица ее
товарищей по классу выражали дежурное терпеливое внимание.
- Люблю ли я школу? - Голос звенящий, взволнованный.- Да, люблю!
Очень!.. Как волчонок свою нору... И вот нужно вылезать из своей норы. И
оказывается - сразу тысячи дорог!.. Тысячи!..
И по актовому залу пробежал шорох.
- По какой мне идти? Давно задавала себе этот вопрос, но отмахивалась,
пряталась от него. Теперь все - прятаться нельзя. Надо идти, а не могу, не
знаю... Школа заставляла меня знать все, кроме одного - что мне нравится,
что я люблю. Мне что-то нравилось, а что-то не нравилось. А раз не
нравится, то и дается трудней, значит, этому ненравящемуся и отдавай больше
сил, иначе не получишь пятерку. Школа требовала пятерок, я слушалась и... и
не смела сильно любить... Теперь вот оглянулась, и оказалось - ничего не
люблю. Ничего, кроме мамы, папы и... школы. И т
