Библиотека в кармане -русские авторы

         

Терц Абрам (Синявский Андрей Донатович) - Золотой Шнурок


Андрей Синявский
ЗОЛОТОЙ ШНУРОК
Как и некоторые другие, я ошушаю, что нужна новая русская проза. Старая
проза надоела - если не читателям, то писателям, надоела самому развитию
русской литературы. Соцреализм уже кончился, и сколько можно писать в виде
прозы бесконечную жалобную книгу по адресу ЦК КПСС, иллюстрируя ее цитатами из
"Плахи" Айтматова, "Пожара" Распутина и "Печального детектива" Астафьева? Эти
цитаты, может быть, и помогут нормальному устроению российской
действительности, но они не имеют отношения к развитию русской словесности.
Хотя бы потому не имеют, что до всей этой деревенской прозы был написан, в
качестве основополагающей веши, четверть века назад (вы подумайте - четверть
века прошло, а ничего не сдвинулось), рассказ Солженицына "Матренин двор".
После "Матренина двора" повторять тот же вариант в бесчисленных образцах -
русской, казахской, киргизской прозы-бессмысленно.
Не вижу я выхода и в заострении политических тем. Ни в переводе социальной
энергии на сексуальную. Короче говоря, складывается ощущение - тупика.
Правда, подобное же ощущение было у русских футуристов в начале XX века.
Но это ошушение тупика тогда пришло на фоне неслыханного подъема русской
поэзии - символизма, в первую очередь, и акмеизма. И это давало большие
преимущества по сравнению с нашим временем. На фоне обшепоэтического подъема в
России произошел взрыв футуризма, который повел к дальнейшему подъему русской
словесности. Этого сейчас у нас нет. Мы производим взрыв на пустом месте.
Нас может утешать отчасти, что русские футуристы перед своим подъемом не
ведали позитивной задачи. Если сейчас перечитать "Пощечину обшественному
вкусу" 12-го года, мы поразимся силе отрицания, которая содержалась в этом
манифесте, при чрезвычайно слабой и неопределенной позитивной программе. В
конце концов, позитивная платформа футуристов заключалась в том, чтобы "стоять
на глыбе слова 'мы' посреди моря свиста и негодования" или, допустим, "тайна
властной ничтожности воспета нами". Все это ровно ничего не значит. Зато
появились - Хлебников, Маяковский, Пастернак (не говорю о дальнейших
последствиях). Нам не хватает подобной же силы - отталкивания.
Я нарочно провожу эти невыгодные параллели между поэзией русского
футуризма и нашей современной новой прозой, которая, в принципе, хочет взять
такой же высокий барьер, но пока что не может. Рассуждая исторически, следует
признать, что нам этот барьер взять труднее. Во-первых, потому труднее, что мы
имеем дело не с поэзией, а с прозой, которая развивается медленнее поэзии.
Во-вторых (и это главное), в развитии прозы нам приходилось и приходится
отталкиваться не от символизма, как это делали футуристы, а в первую очередь
от куда более низкой стадии - от социалистического реализма.
Первой и широкой реакцией на соцреализм был и до сих пор остается просто
реализм. То есть - отступление к старому, известному еще по 19-му веку
искусству. В лице деревенской прозы мы отступаем в лучшем случае к
Гл.Успенскому. Глеб Успенский честный и хороший писатель. Но прыгнуть от
Гл.Успенского в новую русскую прозу очень трудно. И тем не менее какой-то
голос подсказывает нам, что нужно прыгать. Нельзя сопровождать развитие нового
стиля слишком уж безнадежной интонацией.
В качестве тоже тупикового, но интересного состояния - "смерть субъекта,
смерть объекта", как здесь говорили, - я хочу привести кусок прозы, над
которой и об которую бьется сейчас Абрам Терц. Для меня это в какой-то степени
образ ново





Содержание раздела