Терентьева Наталия - Лошадь На Крыше
ЛОШАДЬ НА КРЫШЕ
Наталия ТЕРЕНТЬЕВА
Анонс
...Тот Новый год она встретила в трамвае. Ехала и смотрела на тихо падающие снежинки, на совершенно безлюдные, как во сне, улицы, и думала: что бы такое загадать, когда часы на Спасской башне станут бить полночь, чтоб у судьбы был хоть какой-то шанс исполнить ее желание. Не загадывать же, чтобы Комаров к ней вернулся...
Она бы сама вернулась в то время, когда он был рядом, она - глупа и счастлива, а на стене у нее еще не висела картина, на которой изображена повозка, а в ней - женщина. Повозка никуда не едет, потому что лошадь стоит на крыше повозки и вместе с женщиной смотрит назад. В ту сторону, откуда они когда-то приехали...
Это было очень давно, в другой жизни. И если бы не имя, которое осталось от той жизни - волшебной, сумасшедшей и звенящей, - то она бы не поверила, что это все когда-то с ней было...
НОТА ЛЯ
Цикл рассказов
Все, что я должен был сделать, это открыть окно и взмыть в синеву небес вместе с цветами, своей любовью и с Нею.
Марк Шагал «Моя жизнь»
Именем Адоная
Я ехала на репетицию к Одуванчику. Режиссера на самом деле звали Валера, и на одуванчик он совсем не был похож, скорее - на веселого породистого пса, недавно сбежавшего из дома. Но так назвал его Комаров.
А это святое. По крайней мере - было, в те чудесные времена.
Итак, я ехала на репетицию, опаздывала и поймала машину.
Одуванчик репетировал на «Беговой», близко от моего дома, и поэтому я ловила машину по всякому поводу. Если, к примеру, шел дождь или жали туфли, была духота, дурное настроение, болел живот или мешали линзы. Или же просто, идя к троллейбусной остановке, я вдруг решала:
- Да не хочу я трястись в троллейбусе, а потом бежать, как савраска. За тридцать пять рублей - полторы пары дешевых колготок - комфорт и положительные эмоции.
Тридцать пять - это была моя такса. Полтинника мне было жалко, сорок без сдачи не найдешь, просто тридцать - очень уж мало... К тому же, слыша такую странную сумму, водители обычно не торговались, а начинали смеяться и выяснять - почему же именно тридцать пять.
Комфорт и эмоции были в том случае, если общение заканчивалось на обсуждении таксы и нестабильной московской погоды, и дальше водители не начинали приставать к пассажирке. Однако через какое-то время я сообразила, как на этом маршруте отваживать приставучих. Одуванчик снимал зал для репетиций в закрытом институте прямо напротив крематория при Боткинской больнице...
- Наверно, на свидание, такая красивая, - начинал разговор человек за рулем, косясь на мои черные гамаши и чудовищные каблуки.
- На работу, - мрачно отвечала я, подтягивая юбку к коленкам, а гамаши - к юбке.
- Где же вы работаете, если не секрет?
- Не секрет. Здесь прямо и налево. В морге.
- Простите? - вытаращивал глаза мой собеседник.
- В морге. А что тут такого?
- Гм... И вы там... значит...
И дальше было два варианта. Первый. Я отвечала сдержанно:
- Уборщица.
Если этого было достаточно, чтобы водитель прикусывал губу или доставал сигарету и с преувеличенным вниманием начинал смотреть на дорогу, больше не пытаясь ничего выяснить, я не продолжала. Но если вызывало облегченный вздох: «А-а-а, а я-то уж подумал...», то я небрежно объясняла:
- Правильно подумали. Потому что на самом деле я - патологоанатом. Вскрываю трупы.
После этого я окончательно теряла всякую привлекательность в глазах только что отчаянно кокетничавшего водителя.
Бывало, конечно, и это срывалось. Однажды молодой смуглолицый водитель и его приятель, сидевший впереди, наоб
