Токарева Виктория - Немножко О Кино
Виктория ТОКАРЕВА
НЕМНОЖКО О КИНО
Рассказ "День без вранья" прочитали все и сразу. И предложили мне свои
услуги - все и сразу. Я получала множество писем от читателей с
предложением руки и сердца, в основном такие предложения шли от солдат
сверхсрочной службы и от заключенных.
Из тюрьмы пришло письмо от некоего Вани, который убил в драке двоих. К
письму он присовокупил рассказ следующего содержания: на лесоповале валили
дерево, на котором было гнездо ласточки. Ласточка реяла над деревом и
кричала. Автор был исполнен сочувствия к ласточке, однако смог убить в
драке двоих.
Я заметила: жестокие люди сентиментальны. Видимо, это подтверждает
пословицу: каждая палка имеет два конца.
Рассказ был подписан так: "Иван Тихонов, он же Глыба, он же
Солженицын".
Киностудия "Мосфильм" заключила со мной договор и приторочила двух
режиссеров. Это были выпускники ВГИКа Андрей и Володя.
Андрей - сын знаменитых кинематографистов. Но его мама к этому времени
сошла с экранов. Отец терял былое могущество. Андрея называли "Тени забытых
предков". Он был худой, грыз спички. Сидел, как правило, ссутулившись, нога
на ногу, заплетя ноги в косу. И никогда не знал, чего он хочет. Это было
мучительно.
Второй режиссер, Володя, начинал спиваться и думал только об одном:
когда мы закончим говорильню, можно будет одолжить трешку и купить бутылку
портвейна в соседнем магазине и тут же возле магазина ее выпить.
Володя сидел с отсутствующим видом и грезил наяву. Это был человек
хрупкой душевной конструкции, очень ранимый, и однажды, когда с ним
неправильно поговорили на киностудии "Ленфильм", пытался повеситься в
поезде по дороге в Москву. Об этом сообщили в институт. Ректор ВГИКа вызвал
Володю и участливо с ним беседовал: чего-де не хватает, какие пожелания?
Володя бодро отвечал, что все в порядке, лучше не бывает. Страна идет к
коммунизму, и он вместе со страной.
Володя рассказывал об этом в лицах и очень смешно изображал себя и
ректора. Видимо, ему необходимо было вышутить эту жутковатую страницу в
своей биографии, размыть ее насмешкой.
Где ой сейчас, я не знаю. Я даже не знаю, жив ли он...
А тогда мы мучительно бились над вариантом сценария, и это действие
было похоже на то, как трое людей пытаются войти в дом, но ключ не подходит
к замку.
Отец Андрея, хоть и терял свою мощь, какую имел при Сталине, все еще
держал студию в кулаке. Он призвал к картине двух самых сильных
комедиографов и приставил их, как нянек к неразумному дитя. Один -
художественный руководитель. Другой - Доработчик сценария. Они должны были,
как два вола, вытащить завязший воз.
Меня познакомили с Доработчиком. Ему тридцать семь лет. Он чем-то
напоминает моего рано умершего отца. Я даже знаю чем: выражением лица. Как
мужчину я его не увидела. Он прошел мимо моего женского сознания. Скорее
как отец. Учитель. Маэстро.
Я стала ходить к нему домой, дорабатывать сценарий. Я живу на Таганке,
семнадцать минут до Кремля. От его дома до моего - пятнадцать минут на
троллейбусе. И пять минут пешком - до подъезда. Время для работы назначил
он: десять часов утра. Я приходила без опоздания, была дисциплинированной,
чем выгодно отличалась от предыдущих соавторов. Предыдущие соавторы
опаздывали и пили водку. Один из них имел вредную привычку трясти ногой.
Это отвлекало, мешало сосредоточиться.
Я не пила водку, не трясла ногой и приходила в точно назначенное
время. Звонила в дверь. Мне открывали.
Квартира была огромная, с широким коридором. В недрах квартиры шла
