Толстой Лев Николаевич - В Чем Моя Вера
Л.Н.Толстой
В чем моя вера?
Я прожил на свете 55 лет и, за исключением 14 или 15 детских, 35 лет я
прожил нигилистом в настоящем значении этого слова, то есть не социалистом и
революционером, как обыкновенно понимают это слово, а нигилистом в смысле
отсутствия всякой веры.
Пять лет тому назад я поверил в учение Христа -- и жизнь моя вдруг
переменилась: мне перестало хотеться того, чего прежде хотелось, и стало
хотеться того, что прежде не хотелось. То, что прежде казалось мне хорошо,
показалось дурно, и то, что прежде казалось дурно, показалось хорошо. Со
мной случилось то, что случается с человеком, который вышел за делом и вдруг
дорогой решил, что дело это ему совсем не нужно, -- и повернул домой. И все,
что было справа, -- стало слева, и все, что было слева, -- стало справа:
прежнее желание -- быть как можно дальше от дома -- переменилось на желание
быть как можно ближе от него. Направление моей жизни -- желания мои стали
другие: и доброе и злое переменилось местами. Все это произошло оттого, что
я понял учение Христа не так, как я понимал его прежде.
Я не толковать хочу учение Христа, я хочу только рассказать, как я
понял то, что есть самого простого, ясного, понятного и несомненного,
обращенного ко всем людям в учении Христа, и как то, что я понял,
перевернуло мою душу и дало мне спокойствие и счастие.
Я не толковать хочу учение Христа, а только одного хотел бы: запретить
толковать его.
Все христианские церкви всегда признавали, что все люди, неравные по
своей учености и уму, -- умные и глупые, -- равны перед Богом, что всем
доступна Божеская истина. Христос сказал даже, что воля Бога в том, что
немудрым открывается то, что скрыто от мудрых.
Не все могут быть посвящены в глубочайшие тайны догматики, гомилетики,
патристики, литургики, герменевтики, апологетики др., но все могут и должны
понять то, что Христос говорил всем миллионам простых, немудрых, живших и
живущих людей. Так вот то самое, что Христос сказал всем этим простым людям,
не имевшим еще возможности обращаться за разъяснениями его учения к Павлу,
Клименту, Златоусту и другим, это самое я не понимал прежде, а теперь понял;
и это самое хочу сказать всем.
Разбойник на кресте поверил в Христа и спасся. Неужели было бы дурно и
для кого-нибудь вредно, если бы разбойник не умер на кресте, а сошел бы с
него и рассказал людям, как он поверил в Христа.
Я так же, как разбойник на кресте, поверил учению Христа и спасся. И
это не далекое сравнение, а самое близкое выражение того душевного состояния
отчаяния и ужаса перед жизнью и смертью, в котором я находился прежде, и
того состояния спокойствия и счастия, в котором я нахожусь теперь.
Я, как разбойник, знал, что жил и живу скверно, видел, что большинство
людей вокруг меня живет так же. Я так же, как разбойник, знал, что я
несчастлив и страдаю и что вокруг меня люди также несчастливы и страдают, и
не видал никакого выхода, кроме смерти, из этого положения. Я так же, как
разбойник к кресту, был пригвожден какой-то силой к этой жизни страданий и
зла. И как разбойника ожидал страшный мрак смерти после бессмысленных
страданий и зла жизни, так и меня ожидало то же.
Во всем этом я был совершенно подобен разбойнику, но различие мое от
разбойника было в том, что он умирал уже, а я еще жил. Разбойник мог
поверить тому, что спасение его будет там, за гробом, а я не мог поверить
этому, потому что кроме жизни за гробом мне предстояла еще и жизнь здесь. А
я не понимал этой жизни. Она мне казалас
