Толстой Лев Николаевич - Кавказский Пленник
Лев Николаевич Толстой
Кавказский пленник
I
Служил на Кавказе офицером один барин. Звали его Жилин.
Пришло ему раз письмо из дома. Пишет ему старуха мать: "Стара я уж
стала, и хочется перед смертью повидать любимого сынка. Приезжай со мной
проститься, похорони, а там и с богом поезжай опять на службу. А я тебе и
невесту приискала: и умная, и хорошая, и именье есть. Полюбится тебе -
может, и женишься и совсем останешься".
Жилин и раздумался: "И в самом деле, плоха уж старуха стала, может, и
не придётся увидать. Поехать; а если невеста хороша - и жениться можно".
Пошёл он к полковнику, выправил отпуск, простился с товарищами,
поставил своим солдатам четыре ведра водки на прощанье и собрался ехать.
На Кавказе тогда война была. По дорогам ни днём, ни ночью не было
проезда. Чуть кто из русских отъедет или отойдёт от крепости, татары
[Татарами в те времена называли горцев Северного Кавказа, которые
подчинялись законам мусульманской веры (религии)] или убьют, или уведут в
горы. И было заведено, что два раза в неделю из крепости в крепость ходили
провожатые солдаты. Спереди и сзади идут солдаты, а в середине едет народ.
Дело было летом. Собрались на зорьке обозы за крепость, вышли
провожатые солдаты и тронулись по дороге. Жилин ехал верхом, и телега его с
вещами шла в обозе.
Ехать было двадцать пять вёрст. Обоз шёл тихо: то солдаты остановятся,
то в обозе колесо у кого соскочит или лошадь станет, и все стоят -
дожидаются.
Солнце уже и за полдни перешло, а обоз только половину дороги прошёл.
Пыль, жара, солнце так и печёт, и укрыться негде. Голая степь: ни деревца,
ни кустика по дороге.
Выехал Жилин вперёд, остановился и ждёт, пока подойдёт к нему обоз.
Слышит, сзади на рожке заиграли - опять стоять. Жилин и подумал: "А не
уехать ли одному, без солдат? Лошадь подо мной добрая, если и нападусь на
татар - ускачу. Или не ездить?.. "
Остановился, раздумывает. И подъезжает к нему на лошади другой офицер -
Костылин, с ружьём, и говорит:
- Поедем, Жилин, одни. Мочи нет, есть хочется, да и жара. На мне рубаху
хоть выжми. - А Костылин - мужчина грузный, толстый, весь красный, а пот с
него так и льёт. Подумал Жилин и говорит:
- А ружьё заряжено?
- Заряжено.
- Ну, так поедем. Только уговор - не разъезжаться.
И поехали они вперёд по дороге. Едут степью, разговаривают да
поглядывают по сторонам. Кругом далеко видно.
Только кончилась степь, вошла дорога промеж двух гор в ущелье. Жилин и
говорит:
- Надо выехать на гору поглядеть, а то тут, пожалуй, выскочат из горы,
и не увидишь.
А Костылин говорит:
- Что смотреть? Поедем вперёд.
Жилин не послушал его.
- Нет, - говорит, - ты подожди внизу, а я только взгляну.
И пустил лошадь налево, на гору. Лошадь под Жилиным была охотницкая (он
за неё сто рублей заплатил в табуне жеребёнком и сам выездил); как на
крыльях, взнесла его на кручь. Только выскакал - глядь, а перед самым им, на
десятину [Десятина - мера земли: немного более гектара] места, стоят татары
верхами. Человек тридцать. Он увидал, стал назад поворачивать; и татары его
увидали, пустились к нему, сами на скаку выхватывают ружья из чехлов.
Припустил Жилин под кручь во все лошадиные ноги, кричит Костылину:
- Вынимай ружьё! - а сам думает на лошадь на свою: "Матушка, вынеси, не
зацепись ногой; спотыкнёшься - пропал. Доберусь до ружья, я и сам не дамся".
А Костылин, заместо того чтобы подождать, только увидал татар,
закатился что есть духу к крепости. Плетью ожаривает лошадь то с того бока,
то с друго
