Толстой Лев Николаевич - Рубка Леса (Рассказ Юнкера)
Л. Н. Толстой
РУБКА ЛЕСА
РАССКАЗ ЮНКЕРА
(1852-1854)
I.
В середине зимы 185. года дивизион нашей батареи стоял в отряде в Большой
Чечне.
Вечером 14-го февраля, узнав, что взвод, которым я командовал за
отсутствием офицера, назначен в завтрашней колонне на рубку леса, и с
вечера же получив и передав нужные приказания, я раньше обыкновенного
отправился в свою палатку и, не имея дурной привычки нагревать ее горячими
углями, не раздеваясь, лег на свою построенную на колышках постель,
надвинул на глаза попаху, закутался в шубу и заснул тем особенным, крепким
и тяжелым сном, которым спится в минуты тревоги и беспокойства перед
опасностью. Ожидание дела на завтра привело меня в это состояние.
В три часа утра, когда еще было совершенно темно, с меня сдернули обогретый
тулуп, и багровый огонь свечки неприятно поразил мои заспанные глаза.
- Извольте вставать, - сказал чей-то голос. Я закрыл глаза, бессознательно
натянул на себя опять тулуп и заснул. - Извольте вставать, - повторил Дмитрий,
безжалостно раскачивая меня за плечо. - Пехота выступает. - Я вдруг вспомнил
действительность, вздрогнул и вскочил на ноги. Наскоро выпив стакан чаю и
умывшись оледенелой водой, я вылез из палатки и пошел в парк (место, где стоят
орудия). Было темно, туманно и холодно. Ночные костры, светившиеся там и сям по
лагерю, освещая фигуры сонных солдат, расположившихся около них, увеличивали
темноту своим неярким багровым светом. Вблизи слышался равномерный, спокойный
храп, вдали движение, говор и бряцанье ружей пехоты, готовившейся к выступлению;
пахло дымом, навозом, фитилем и туманом; по спине пробегала утренняя дрожь, и
зубы против воли ощупывали друг друга.
Только по фырканью и редкому топоту можно было разобрать в этой непроницаемой
темноте, где стоят запряженные передки и ящики, и по светящимся точкам пальников
- где стоят орудия. Со словами: "с Богом", зазвенело первое орудие, за ним
зашумел ящик, и взвод тронулся. Мы все сняли шапки и перекрестились. Вступив в
интервал между пехотою, взвод остановился и с четверть часа дожидался сбора всей
колонны и выезда начальника.
- А у нас одного солдатика нет, Николай Петрович - сказала, подходя ко мне,
черная фигура, которую я только по голосу узнал за взводного фейерверкера
Максимова.
- Кого?
- Веленчука нет-с. Как запрягали, он всё тут был, - я его видал, - а теперь нет.
Так как нельзя было предполагать, чтобы колонна тронулась сейчас же, мы решили
послать отыскать Веленчука строевого ефрейтора Антонова. Скоро после этого мимо
нас в темноте прорысило несколько конных: это был начальник со свитой; а вслед
затем зашевелилась и тронулась голова колонны, наконец и мы, - а Антонова и
Веленчука не было. Однако не успели мы пройти сто шагов, как оба солдата догнали
нас.
- Где он был? - спросил я у Антонова.
- В парке спал.
- Что, он хмелен, что ли?
- Никак нет.
- Так отчего же он заснул?
- Не могу знать.
Часа три мы медленно двигались по каким-то испаханным бесснежным полям и низким
кустам, хрустевшим под колесами орудий, в том же безмолвии и мраке. Наконец,
перейдя неглубокий, но чрезвычайно быстрый ручей, нас остановили, и в авангарде
послышались отрывчатые винтовочные выстрелы. Звуки эти, как и всегда, особенно
возбудительно подействовали на всех. Отряд как бы проснулся: в рядах послышались
говор, движение и смех. Солдаты кто боролся с товарищем, кто перепрыгивал с ноги
на ногу, кто жевал сухарь или, для препровождения времени, отбивал на караул и к
ноге. Притом тум
