Трещев Юрий - Жертва Любви
Ю.ТРЕЩЕВ
ЖЕРТВА ЛЮБВИ
За окном шел дождь. Остров и излучина реки лишь смутно угадывались, укрытые зеленовато-серой пеленой мороси. Взгляд Марии скользнул по полустертому фасаду речного вокзала, поднялся чуть выше, обогнул гнилой пруд, болотистую низину с горбатым мостиком, перебежал унылый дворик и остановился на обшарпанном венском стуле, стоящем на террасе, ножки которого утопали в ворохе мертвых листьев. Накинув на голые плечи плед, Мария включила радио. Передавали последние известия, не очень утешительные. Она убавила громкость и заглянула в детскую комнату. Аркадий распеленался и сучил ножками, как будто карабкался по нескончаемой лестнице, стоящей на земле и касающейся неба, как во сне Иакова, сына Исаака и Ревекки, внука Авраама, родоначальника 12 колен Израиля. Мария стала пеленать сына, и вдруг он залепетал что-то на языке ее родителей. Мария невольно отступила. Она ни слова не смогла ему сказать, лишь умильно улыбалась. И ведь ничего особенного не произошло, у младенцев есть способность объясняться на любом языке. Они, как музыкальный инструмент, на котором играет Дух Божий...
Родители Марии, евреи, умерли в ссылке, не устроив ей будущего. Дядя Август в тайне от всех взял на себя ее содержание и воспитание. Он научил ее скучать, держать прямо спину и штопать носки. Судья в отставке, он был просто копией отца Марии, но попроще, не избалованный вниманием и славой. Всю жизнь он проработал судьей, хотя мечтал стать писателем, как брат, который только и жил, чтобы писать, и от которого после смерти не осталось ни книг, ни даже могилы. По ночам, когда дядю Августа мучила бессонница, он писал одноактные пьески с тремя или четырьмя персонажами и всегда с плохим концом, материал для которых брал из судебных архивов. Писал он просто, без особой выдумки, раздувая мелкие происшествия до размеров трагедии. Свои пьески он ставил в клубе для узкого круга знакомых и дев пенсионного возраста с усталыми глазами и скрюченными артритом пальцами. Девы смеялись и кусали губы. Он возвращал им воспоминания. Собирались они по пятницам на чердаке бывшего дома губернатора, приспособленного под дом культуры. Ничего другого им жизнь не оставила, кроме старости и этих собраний на седьмом небе, куда они добирались на жутко скрипящем подъемнике.
В 70 лет у дяди Августа развилась слоновая болезнь, и ему стало трудно ходить. После посещения доктора и его неубедительных утешений, он нанял сиделку. Это была унылая дева, неопределенного возраста и происхождения. По бумагам она была русская, но родилась в Польше. Ее родители исчезли во время немецкой оккупации, и свою жизнь она провела в поисках их следов, переезжая из города в город и все дальше удаляясь от польской границы. С девой дядя Август чувствовал себя лучше. Немощное существование так горестно. Дева спасала его от тоски, а он учил ее слушать шум дождя и пить портвейн, в чем, безусловно, не было злого умысла. Иногда он путешествовал с ней по своим пьесам, содержание которых, даже еще ненаписанных, знал на память. Осенью у девы завязался роман с одним поэтом, затерявшимся в толпе знаменитостей. Роман этот расцвел в один день. Таковы странности любви. Утром они познакомились, а вечером он вошел в поток прохожих, и поток унес его. Был, и нет его. Что такое мужчина, если не видимость. Именно как видимость он и поразил ее. Долгими зимними вечерами она рассказывала Марии об этом злосчастном дне, копируя стиль дяди Августа. Это было не единственное ее любовное переживание. Когда-то дева была
