Трифонов Юрий - Долгое Прощание
Юрий Трифонов
Долгое прощание
В те времена, лет восемнадцать назад, на этом месте было очень много
сирени. Там, где сейчас магазин "Мясо", желтел деревянный дачный заборчик
- все было тут дачное, и люди, жившие здесь, считали, что живут на даче, -
и над заборчиком громоздилась сирень. Ее пышные формы, не в силах
удержаться в рамках заборчика, переливались на улицу. Тут было неистовство
сиреневой плоти. Как ее ни хапали проходившие мимо, как ни щипали, ни
ломали, ни дергали, она продолжала сохранять свою женственную округлость и
каждую весну ошеломляла эту ничтожную, пыльную улицу цветами и запахом.
Когда она цвела и стояла вся в пене, она была похожа на город. На старый
город у моря, на юге, где улицы врезаны в скалы, где дома лепятся друг над
другом, на город с монастырями, с извилистыми каменными лестницами, где в
тени на камнях сидят старухи, продающие шкатулки из раковин. Она
напоминала старый город в час сумерек.
Но, впрочем, все это было давно. Сейчас на месте сирени стоит
восьмиэтажный дом, в первом этаже которого помещается магазин "Мясо",
Тогда, во времена сирени, жители домика за желтым дачным заборчиком ездили
за мясом далеко - трамваем до Ваганьковского рынка. А сейчас им было бы
очень удобно покупать мясо. Но сейчас, к сожалению, они там не живут.
Когда приехали в Саратов, все было вначале очень скверно: поселились в
плохой гостинице, стояла жара, публика не ходила, все как-то разладилось,
актеры болели, и Сергей Леонидович, не выносивший жары и плохих гостиниц,
укатил в Москву, оставив вместо себя Смурного. Этот Смурный пришел в театр
года два назад и сразу, как заметила Ляля, "положил на нее глаз". Но она
отвергла его без колебаний, потому что прошел слух, что он интригует
против Сергея Леонидовича, хочет занять его место, а это казалось Ляле
чудовищной подлостью. Подлых людей она терпеть не могла. Правда, она не
знала в точности размеров подлости Смурного и как именно он интригует
против Сергея Леонидовича, но люди говорили, что подлость имеет место, и
Ляля каким-то особым чутьем, которому привыкла доверять, этим слухам
поверила. Уж очень он был галантен, белолиц, глаза с поволокой и эта
провинциальная манера гордым, резким движением головы отбрасывать назад
волосы, падающие на лоб. Сергей Леонидович однажды смешно показывал, как -
он наблюдал случайно - Смурный бежал своим быстрым, энергичным
шажком-пробежкой один через пустое фойе, вдруг остановился у зеркала,
поглядел на себя пронзительно и движением головы откинул волосы с такой
горделивой сластью, что Сергей Леонидович, по его признанию, даже
несколько обомлел. Сергей Леонидович умеет ведь показать убийственно. И
ничего не скажет, а все ясно, портрет готов. Ну, и Смурный, разумеется, не
забыл, что его отвергли, стал всячески вредить, зажимать, или, как говорят
на театре, устраивать Ляле _затир_. А сам между тем прощупывал - ну как?
Два спектакля он ставил, Сергей Леонидович болел, оба провалились; один
тащился полсезона, другой и того меньше, но дело не в этом: в оба не взял
Лялю. Одна роль была уж точно Лялина, всему театру видно, и все-таки
умудрился не взять, пригласил стажерку из театрального училища. В общем,
все было ясно. Подруги говорили: "Чего ты уперлась? Мужик уязвлен,
согласись для смеха. Подумаешь, не убудет". Но у Ляли как будто что-то
заколодило. Не то что согласиться, но даже просто сидеть с ним рядом в
буфете и то не могла.
Было похоже: война на исходе, Ляле восемнадцать, сбилась веселая
компания в
