Трифонов Юрий - Опрокинутый Дом
Юрий Трифонов
Опрокинутый дом
Семь путешествий
КОШКИ ИЛИ ЗАЙЦЫ?
Я приехал в город через восемнадцать лет после того, как был здесь
впервые. Тогда мне было тридцать пять, я бегал, прыгал, играл в теннис,
страстно курил, мог работать ночами, теперь мне пятьдесят три, я не бегаю,
не прыгаю, не играю в теннис, не курю и не могу работать ночами. Тогда
приехал в Рим в толпе туристов, теперь я здесь один. Тогда вокруг были
друзья, теперь окружают малознакомые итальянцы, которые заняты своими
делами, и я их понимаю. Между прочим, они довольно необязательные, часто
опаздывают на полчаса, а то на час. Я жду в вестибюле гостиницы. Они милые
люди. Я привык к их опозданиям. Они не могут переделать себя. Здесь, в
Риме, перемешаны тысячелетия, перепутаны времена, и точное время трудно
определить. Оно здесь не нужно. Ведь это _Вечный город_, а для вечности
опоздание не имеет значения. Вы живете в доме XIX века, спускаетесь по
лестнице XVIII, выходите на улицу XV и садитесь в автомобиль XXI века. Я
изучил все иллюстрированные журналы, что валяются на круглом столике в
вестибюле гостиницы "Сан-Рафаэль", фасад которой затоплен желтовато-серым,
шуршащим на ветру водопадом дикого винограда, а может быть, плюща. Во
всяком случае, тут целые заросли какой-то исчахшей от жаркого лета
ползучей зелени.
Так вот: тогда я был нищ, скуп, по городу ходил пешком, жалея тратить
лиры на автобус, вечерами валился с ног от усталости, утром вскакивал
бодрый, как пионер, на витрины книжных магазинов смотрел со жгучей тоской;
теперь могу купить любую книгу, ходить пешком мне скучно и утомительно;
кроме того, я всегда куда-то спешу и езжу на такси. Тогда я жил в бывшем
публичном доме "Каиро", обитательниц которого на время Олимпиады выселили
и в узких комнатах поселили нас, туристов, неподалеку от вокзала, рядом с
рынком и кинотеатром "Люкс", на пятый этаж мы поднимались пешком; теперь
живу в "Сан-Рафаэле", рядом с площадью Навона, и это совсем не похоже на
пансионат "Каиро". Тогда меня все ошеломляло, я все хотел заметить,
запомнить, мучился желанием написать что-нибудь лирическое обо всем этом,
а теперь ничто не ошеломляет и не слишком хочется писать. Тут много
причин. Не стану о них распространяться. Скажу лишь: жизнь - постепенная
пропажа ошеломительного.
В воскресенье пришел один из малознакомых итальянцев, опоздав на сорок
минут, милый человек по имени Джанни, и предложил поехать куда-нибудь за
город. Например, в Дженцано. Я засмеялся: Дженцано был единственный город
в окрестностях Рима, где я побывал восемнадцать лет назад! Хорошо его
помню. Я же написал рассказ о Дженцано. Нельзя ли в другое место? Но
Джанни мялся, явно не желая ехать в другое место, и вскоре объяснилось: он
жил в Дженцано и ему надо было по хозяйственным делам непременно заехать
домой. Мы поехали. По дороге я вспоминал: маленький город, который живет
производством цветов. Там бывают карнавалы и фейерверки. Тогда в компании
полупьяных и ошеломленных друзей я сидел в траттории Пистаментуччиа, пил
кьянти, ел жареную зайчатину (то была особая охотничья траттория, и все
убранство внутри эту особенность подчеркивало: рога оленей, чучела, оружие
на стенах), пел песни, раскачиваясь на лавке и обнимаясь с соседями; потом
хозяин подарил нам фотографии своей траттории с шеренгою официантов и
поваров в колпаках перед входом, сам усатый господин Пистаментуччиа в
середине шеренги, потом мы сидели за столиками на площади, захмелев от
вина, было необыкновенно тепло,