Троицкий Андрей - Черные Тузы
Андрей Троицкий.
Черные тузы
Глава первая
Предприниматель Марьясов заканчивал ужин в ресторане «Два Ивана». Еда
показалась тяжелой, фирменные котлеты «подкова» слишком жирными, картофель
пережаренным, маринованная спаржа кислой, а клубничный пирог сладким до
приторности. Марьясов, широко распахнув пиджак, погладил ладонью вздувшийся
живот и вслух заметил, мол, лучше было пару кирпичей проглотить, а не ехать
сюда и не тратить деньги на ужин, после которого чувствуешь только, что в
желудке застрял булыжник. Молодой пресс-секретарь предпринимателя Игорь
Куницын, не страдавший расстройством пищеварения и вполне довольный ресторанной
кухней, одобряя остроту своего начальника, хихикнул и поднес к сигарете
Марьясова огонек зажигалки.
Хозяин заведения Харитонов неслышными шагами подошел к столику гостей,
изобразил нечто вроде с поклона с полуприседанием и спросил, довольны ли гости
угощением.
— Довольны, — ответил Марьясов, улыбнувшись через силу. — А твой певец,
ну, Головченко скоро будет выступать? Путь он на минуту к нам присядет.
— Сей момент, — Харитонов растворился в полумраке ресторанного зала.
Головченко в темном с серебристым отливом костюме и белой сорочке, уже
загримированный для выхода на сцену, с напомаженными волосами, не заставил себя
долго дожидаться, подошел к столику и, поприветствовав Марьясова, сел на стул,
налил в чистый стакан минеральной воды.
— Выпьешь с нами? — Марьясов кивнул секретарю, чтобы тот наполнил рюмки.
— Вы же знаете, я теперь ни капли, — отказался Головченко. — То есть
вообще ни грамма.
— Вот как? Тогда молодец, — Марьясов усмехнулся. — Это хорошо, умеешь
слово держать.
— Я вам два года назад пообещал, что больше капли в рот не возьму, —
Головченко поправил бордовый галстук-бабочку. — И на этой работе пить нельзя.
Тут хороший ресторан, лучший в нашем городе.
Зал неожиданно затих. Оркестр заиграл так тихо, что стало трудно
расслышать мелодию. На эстраду вышел мужчина в темном костюме и белых лаковых
туфлях и с молчаливым ожесточением принялся молотить чечетку. Глядя на танцора,
Марьясов расхохотался.
— Этот олух мне не нравится, — Марьясов пальцем показал на чечеточника. —
Лупит ногами, а в ритм не попадает. Тут в прежние времена выступал один мужик,
что-то вроде конферансье. Рассказывал анекдоты и показывал фокусы. Кроликов из
шляпы доставал, платки. Приятно посмотреть. Разумеется, все это было ещё до
того, как фокуснику отрубили руки.
— А за что с ним это сделали? — Головченко поморщился.
— Сейчас уж не помню. Кажется, он у кого-то что-то украл. Да бог с ним, с
фокусником. Лучше скажи, как тебе здесь платят, не обижают?
— Прилично платят. В нашем городке более денежной работы не найти. А в
московских кабаках я не нужен. Да, жизнь у меня теперь совсем другая. Взял себя
в руки, — Головченко виновато улыбнулся. — Помните, я ведь до того допивался,
что выходил на сцену и забывал слова песен. Музыка играет, а я стою, как
колода, и что-то мычу в микрофон. Вы за меня тогда поручились перед хозяином,
мне дали испытательный срок.
— Ты просто знал, что меня обманывать нельзя, поэтому и не обманул. Есть
люди, которых можно обманывать и даже нужно. Если такого человека хотя бы один
раз в день не обманули, он плохо себя чувствует. Голова у него болит и вообще
все из рук валится.
Сделавшись серьезным, певец придвинул стул ближе к Марьясову, выставил
вперед правое ухо, будто плохо слышал.
— Ты знаешь, в городе проводили региональное совещание промышленников, —
Марьяс
