Трускиновская Далия - Секунданты
Далия ТРУСКИНОВСКАЯ
СЕКУНДАНТЫ
Жизнь понемногу наладилась.
Убедившись, что Валька вовек не заработает больше двух тысяч в месяц,
тесть, теща и Татьяна вдруг успокоились, да и его оставили в покое. Даже
по утрам будить перестали.
Но Валька все равно слышал, как первой вставала теща, возилась в
ванной, потом на кухне, минут через двадцать вставал тесть, тоже возился в
ванной и перебирался на кухню, потом теща на цыпочках, уже совсем одетая,
приходила в Валькину с Татьяной комнату вынуть из кроватки двухлетнюю
Илонку. Заодно она будила Татьяну, и та осторожно перебиралась через
Вальку - он любил спать с краю.
К восьми утра дома уже никого не было.
До девяти Валька слушал лежа радио или маг, потом брел на кухню.
Завтракал он медленно и наслаждался одиночеством - за все сутки только эти
полтора часа принадлежали ему безраздельно, и он их любил. Потом, застелив
тахту, Валька одевался и ехал на завод - бездельничать.
За что ему платили эти два куска, почему еще не уволили - он понять
не мог. Если совсем честно - не очень и пытался. Работа свелась к
присутствию в крошечной конурке возле склада инструментального цеха, где
Валька числился контролером ОТК. А фактически он несколько лет проработал
художником-оформителем, хотя никакого художественного образования не имел.
Начальство рассудило на редкость здраво. Чтобы размалевать дурацкий экран
соцсоревнования, диплом не нужен, да и не положено такой штатной единицы -
оформитель с дипломом. Опять же, без экрана ему, начальству, почему-то
нельзя было, бескорыстно корпеть над ним никто не станет, и проще всего
спрятать молодого и неприхотливого балбеса с гуашью и ватманом в конуру
возле склада.
Как год назад, как два года назад, Валька ощутил на щеке поцелуй
жены, но сон еще длился, вываливаться в утро не хотелось. Хотелось разве
что включить радио, но как-нибудь так, чтобы без малейшего движения. И
очень осторожно, по капельке перелиться из тьмы в свет, из ночи - в
обыкновенное утро.
Потомившись минут пятнадцать, Валька высунул из-под одеяла руку,
стараясь зря не расходовать драгоценное ночное тепло, включил радио и
сразу же услышал начинающуюся песню.
Такие песни должны любить пенсионеры, подумал Валька, потому что вся
она была насквозь старомодная. Но было в ней и обаяние, прелестная печаль
о несбыточном, да и не хотелось второй раз высовывать руку, гонять
настройку. Вот почему Валька просто лежал и слушал.
- Ночь весенняя блистала свежей южною красой, тихо Брента протекала,
серебримая Луной, - описывал итальянскую ночь мнимо-беззаботный голос. -
Отражен в волне искристой блеск прозрачных облаков и восходит пар душистый
от зеленых берегов...
Валька от души позавидовал тем, кто в такую ночь катается в гондоле.
Еще и потому, что вот раскинулись на заднем сиденье, полоща холеные пальцы
в адриатической воде, а лодка скользит, а над глазами - большие южные
звезды. Прямо сон наяву.
Пока он так завидовал, песня подошла к концу и оказалось, что он ее
толком и не услышал, так, хвостик поймал, про то, что смолкли пышные
забавы, все спокойно на реке, лишь Торкватовы октавы раздаются вдалеке...
Осталась лишь тоска, совершенно не утренняя, по той далекой гондоле и той
поющей женщине, и тоска это вдруг сложила в голове кусочек песни,
откуда-то из середины - и вдали напев Торквата гармонических октав... Что
за октавы такие, подумал Валька, почему они звучат ночью над рекой?
Растревоженный немудреной песней, Валька выбрался из постели и на
автопилоте побрел в
