Тургенев Иван - Несчастная
Иван Сергеевич Тургенев
Несчастная
...Да, да,-начал Петр Гаврилович,-тяжелые то были дни... и не хотелось
бы возобновлять их в памяти... Но я дал вам обещание; придется все
рассказать. Слушайте.
I
Я жил тогда (зимою 1835 года) в Москве, у тетушки, родной сестры
покойной матушки. Мне было восемнадцать лет: я только что перешел со второго
на третий курс "словесного" факультета (в то время он так назывался) в
Московском университете. Тетушка моя была женщина тихая и кроткая, вдова.
Она занимала большой деревянный дом на Остоженке, теплый-претеплый, каких, я
полагаю, кроме Москвы нигде не найдешь, и почти ни с кем не видалась, сидела
с утра до вечера в гостиной с двумя компаньонками, кушала цветочный чай,
раскладывала пасьянс и то и дело приказывала покурить. Компаньонки бежали в
переднюю, несколько минут спустя старый слуга в ливрейном фраке приносил
медный таз с пучком мяты на раскаленном кирпиче и, торопливо выступая по
узким половикам, поливал ее уксусом. Белый пар обдавал его сморщенное лицо,
он хмурился и отворачивался, а канарейки в столовой так и трещали,
раздраженные шипением курева.
Тетушка очень любила и баловала меня, круглого сироту. Она отдала весь
антресоль в полное мое распоряжение. Меблированы были мои комнаты весьма
изящно, уж вовсе не по-студенчески: в спальне красовались розовые занавески,
и кисейный полог с голубыми помпончиками возвышался над кроватью. Эти
помпончики меня, признаюсь, несколько смущали: по моему понятию, подобные
"нежности" должны были уронить меня в глазах моих товарищей. Они и без того
прозвали меня институткой: я никак не мог заставить себя курить табак.
Занимался
я, что греха таить, плохо, особенно в начале курса: много выезжал.
Тетушка подарила мне широкие генеральские сани с мед-вежьею полостью и пару
откормленных вяток. "Благородные" дома я посещал редко, но в театре был как
свой - и пропасть поедал пирожков по кондитерским. Со всем тем я никаких
бесчинств себе не позволял и вел себя скромно, "en jeune homme de bonne
maison" 1. Я бы ни за что не согласился огорчить мою добрую тетушку; к тому
же и кровь у меня довольно спокойно обращалась в жилах.
II
Я с ранних лет пристрастился к шахматам; о теории не имел понятия, а
играл недурно. Однажды в кофейной мне пришлось быть свидетелем
продолжительной шахматной баталии между двумя игроками, из которых один,
белокурый молодой человек лет двадцати пяти, мне показался сильным. Партия
кончилась в его пользу; я предложил ему сразиться со мной. Он согласился...
ив течение часа разбил меня, шутя, три раза сряду.
- У вас есть способность к игре,- промолвил он учтивым голосом,
вероятно заметив страдание моего самолюбия,- но вы дебютов не знаете. Вам
надо книжку почитать, Аллгайера или Петрова.
- Вы думаете? Но где могу я такую книжку достать?
- Приходите ко мне; я вам дам.
Он назвал себя и сказал, где квартирует. На другой день я отправился к
нему, а неделю спустя мы уже почти не расставались.
II]
Нового знакомца моего звали Александром Давыдовичем Фустовьш. Он жил у
своей матери, довольно богатой женщины, статской советницы, в отдельном
флигельке, на полной свободе, так же как я у тетушки. Он числился на службе
по министерству двора. Я привязался к нему искренне. В жизни моей я еще не
встречал молодого человека более "симпатичного". Все в нем было миловидно и
привлекательно: его стройная фигура, его походка, голос, и в особенности его
небольшое тонкое лицо с золотисто-голубыми глазами, с изящным, как бы
