Тюрин Александр - Я Из Лесу Вышел
Александр ТЮРИН
Я ИЗ ЛЕСУ ВЫШЕЛ
1. А ВОТ И Я
Лет мне - тридцать с приличным довеском. Однако три вещи я так и не
смог постичь - сколько чаю надо сыпать в заварку, сколько туалетной бумаги
расходовать за один присест, и как лучше обнимать женщину, спереди или
сзади.
Моя жизнь делится на три срока. Первый - до пяти лет. Впервые, еще
как эмбрион, я объявился в поселке Няксимволь Тюменской области. Мама была
родом из племени манси, которые также известны как вогулы и югра.
Обходилась она без мужика (насчет моего отца особый разговор), поэтому
питала себя и меня дарами тайги - зайцами, оленями, медведями, клюквой,
морошкой. Манси вообще-то мелковаты, коротковаты, но мама имела и стать, и
крепость, поэтому могла и Топтыгина завалить, и волчаре перерезать глотку.
Звали ее Наташа Ростова. Это без балды. У манси все имена-отчества-фамилии
- русские, и вера как будто православная, хотя колупни их немного и
покажется настоящий язычник-paganus. Вот и моя мать всегда просила
прощения у медвежьего духа, когда приносила домой шкуру невинно убиенного
Топтыгина. А лес для нее был воротами в прошлое и будущее, большим миром,
где короткие ниточки отдельных маленьких жизней сплетаются в одну-единую
ткань всеобщей Жизни. Однажды она осталась в этом большом мире, не
вернувшись с охоты. То ли не совладала с медведем, то ли волки перехитрили
ее, то ли схватила ее тело болотная трясина.
Итак, начался второй период моей жизни. Я где-то с месяц ждал мать,
вытягивал из мешка сухари и жевал их, размачивая в дождевой воде, да
откромсывал себе кусочки копченого оленьего бока, висящего на крюке. Но
вот стала наступать Арктика, полез морозец через оконные щели, потому что
сентябрь пришел. А мне и печку растопить никак. Загрузился я в мамины
унты, красивые такие, изукрашенные орнаментом "мировое древо", и
отправился к соседям, пьющей семейке. Пустили они переночевать в теплом
углу, а на следующую ночь в моей избенке печь раскочегарили. Но к зиме они
от меня приустали. У самих пять штук ребят в соплях бегают, а отвести меня
в сельсовет не догадаться было. Так бы я и околел в декабре месяце, кабы
не появился отец.
Я никогда вообразить не мог, что у меня имеется второй родитель, да
еще по фамилии Вайзман. Как я уже говорил, мать моя была шибко
самостоятельная и, похоже, шаманка: без заговоров и заклинаний шагу не
делала, поэтому мужички-манси обходили ее стороной. Русские холостяки из
поселка тоже ее остерегались, водку она не пьянствовала, предпочитая
отвары всяких трав, корений и грибов-поганок. И притом, женщина выглядела
не страшно, как мне кажется; широко расставленные глаза были светлы (югра
издревле с новгородцами контачила интимными местами). Кстати, в отличие от
большинства соседей-манси мать моя срубила баньку и мылась раз в неделю,
если, конечно не на охоте. В тайгу когда шла, то напяливала, само собой,
малицу на голую кожу, но в поселке, несмотря на свою первобытность, носила
нижнее белье и платье. Я видел у нее однажды французский журнал мод; она,
естественно, только картинки разглядывала - даже с русским чтением у нее
было туго.
А отец мой оказался строителем, только не практиком, а теоретиком,
изучал он вечную мерзлоту - уж чего-чего, а этого в Няксимволе хватало. В
одну из своих научных командировок то ли он соблазнил первобытную Наташу
Ростову, то ли она его оглушила и заневолила, что маловероятнее. Но так
или иначе возник я.
У отца имелось семейство в Ленинграде, двое ребятишек. Был он
комплексантом, п
