Улицкая Людмила - Ветряная Оспа
Людмила УЛИЦКАЯ
Ветряная оспа
На добротный и широкоплечий американский сундук с металлическими
скобами и ручками в торцах девочки побросали потертые на задах ледяными
горками шубы, скукоженные варежки, скрученные шарфы и мокрые рейтузы.
Одежда их так вымокла и заледенела за тот час, который шли они от школы к
Алениному переулку: через два проходных двора, мимо барачного городка с
нежным российским именем Котяшкина деревня и страшной полуразрушенной
церкви.
Дорогой они немного поиграли, немного поссорились, гордая Пирожкова
обиделась и ушла, толстая Плишкина побежала ее возвращать и тоже исчезла.
Их подождали минуть пять в Аленином дворе, но, так и не дождавшись, вошли в
подъезд.
Дом был во всем районе лучшим, архитектурным, с башенками на углах
крыши и с лифтом. Впятером девочки набились в лифт, потопали, попрыгали, и
он отозвался чугунным вздрогом.
Бедная Колыванова, жительница Котяшкиной деревни, окоченела от страха:
в лифт она попала первый раз в жизни. Гайка Оганесян, обещавшая стать со
временем восточной красавицей, нажала на белую выпуклую кнопку "6", а ее
сестра-близнец Вика, красавицей стать вовсе не обещавшая, ровно через
мгновенье нажала на кнопку "стоп", и лифт, грузно поднявшись на полметра,
остановился. Глаза у Колывановой выпучились и стали похожи на эмалированные
кнопки с черными цифрами в середке.
Гайка весело взвизгнула. Лиля Жижморская, по прозвищу Жижа, потянулась
к кнопкам, но Вика ее оттолкнула. Челышева Мария расстегнула портфель - она
сегодня была дежурной и потому не успела зайти домой, - вытащила из
портфеля чернильный карандаш и деловито помусолила его во рту. Пока возле
кнопок шла ватно-тяжелая зимняя возня, она маленькими кривыми буквами
выводила на деревянной раме зеркала ужасное слово из пяти букв, которое до
конца своей жизни она ни разу не произнесла вслух. Слово это представлялось
ей противно-коричневым, с бездонным провалом посредине и похожим на
вывернутую наизнанку клизму.
Колыванова, научившаяся произносить его непосредственно после слова
"мама" и практически знакомая со многими другими словами, изумленно
сморгнула.
Она, конечно, не знала, что приглашена была в гости исключительно
благодаря припадку демократизма, случившемуся у Алениной матери при
обсуждении списка Алениных гостей. Дипломатическая мама, совершенно для
себя неожиданно, обнаружила, что теория равенства и братства,
последовательно прививаемая ребенку чуть ли не от самого рождения, проросла
непредусмотренными плодами: Алена исключительно тонко оценила имущественное
равенство нескольких наиболее обеспеченных девочек из класса и именно их
избрала для братского и равноправного общения.
В результате Алена получила незамедлительное внушение, и в число
приглашенных по родительскому настоянию была включена бедная Колыванова.
Пока девочки возились в лифте, толкались и прыгали, Алена, уткнувшись
носом в подушку, тихо лежала в алькове, на широченной родительской кровати,
отделенной от мира плотно задвинутой шторой.
Русская девочка Алена Пшеничникова была отчасти американкой: она
родилась в стерильной клинике в Вашингтоне, где во время войны исправлял
дипломатическую службу ее отец. Хорошая сибирская порода отца, качественное
детское питание и гигиенически правильное воспитание, без российского
расслабляющего кутанья и баловства, сделали из Алены идеального ребенка: с
густыми блестящими волосами, крепкими белыми зубами и чистой розоватой
кожей. Россыпь веснушек поперек курносого носа и неизвестн
