Улицкая Людмила - Второе Лицо
ЛЮДМИЛА УЛИЦКАЯ
Второе лицо
Пирожковая тарелочка, верхняя в стопе, соскользнула и, чмокнув о
спинку стула, мягко упала на ковер двумя почти равными половинками. Машура
огорченно охнула. Евгений Николаевич, стоявший в дверях столовой, хмыкнул
не без злорадства. Сервиз был гарднеровский, в псевдокитайском стиле,
подписной, но Евгений Николаевич давно уже не жалел своего имущества, а
разбитая тарелочка даже утверждала правоту его давней мысли: наследники его
были в высшей степени никчемными. Даже Машура, внучка его покойной жены
Эммы Григорьевны, самая симпатичная из всех, выросшая на его глазах из
толстоморденького младенца в красивую девицу, была бестолкова. Прямых
наследников, собственно говоря, не было - все второго, третьего порядка,
седьмая вода на киселе. И все - ждали...
Стол-сороконожку Евгений Николаевич раздвинул сам, закрепил медные
крючки. Женщины - и Машура, и домработница Екатерина Алексеевна, и Леночка,
приехавшая из Петербурга полуродственница, часто навещавшая его после
смерти Эммы, со столом справиться не умели. Эмма, из всех женщин его жизни,
единственная была и с головой, и с руками. Она и стол могла раздвинуть без
мужской помощи, и хрустать мыла так, как ни одна кухарка не умела... А про
прием гостей, организацию любого дела - и говорить нечего. Равной ей не
было...
Машура накрыла холеную столешницу простеганной фланелью, потом
пленкой, а поверх положила парадную скатерть - все, как делала ее покойная
бабушка. Только посуда у Эммы никогда не билась. Машура нервничала. Евгений
Николаевич знал почему. Нитка жемчуга была тому причиной. Бабушкин жемчуг -
на Ленкиной высокой шее...
Евгений Николаевич вздохнул - жена умерла пять лет тому назад, жестоко
нарушив его жизненные планы. Ей и шестидесяти еще не было, выглядела
великолепно. Элизабет Тейлор, на треть уменьшенная. Евгений Николаевич
крупных женшин не любил. Сам был не особо рослым и ценил соразмерность. На
что ему дылда? Прекраснейшая женщина была Эмма Григорьевна, ни в чем мужа
не обманула, кроме одного: ушла раньше его. А ведь на шестнадцать лет была
моложе.
Семидесятилетие свое он справлял в "Праге". Заказала Эмма банкетный
зал на пятьдесят человек. Он этого и не касался, ей все можно было
доверить. Стол, сервировка - отменные, без малейшего промаха. Справа от
него сидела она, жена, в вечернем платье цвета "перванш" с гладкой, под
орех крашеной головкой, а справа Галя, секретарша, в красном,
золотоволосая. Две королевы, ничего не скажешь. И обеих он пощипывал
вподстольи, под жесткой скатертью, то за ягодицу, то за ляжку, и обе сидели
довольные, важные. И выдрал он их обеих в тот же вечер -заранее
запланировал и меры некоторые принял. Галочку - в буфетной, при содействии
знакомого официанта Алексея Васильевича, на ключик их запершего на десять
минут. А Эммочку дома, по-супружески...
Восьмидесятилетие же было обставлено по-домашнему, стол накрыт на
шестнадцать персон - пара нужных людей и родственники. Третьего порядка,
усмехался про себя Евгений Николаевич. Он любил раз в год собирать этих
племянниц, племянников, внучатных всяких. Эммочкиной родни десяток
набиралось. Овощи и фрукты. Один был даже сухофрукт, вернее сказать, орешек
- Женя-Арахис, подруга покойной жены, учительница музыки с растопыренными
пальцами. Хитрая как муха. После Эммочкиной смерти он подарил ей кольцо с
большим желтым бриллиантом с тремя угольками и трещиной, даже не помнил,
как оно в дом попало. В память о подруге. И подарок этот сбил ее с т
