Библиотека в кармане -русские авторы

         

Успенский Глеб - За Малым Дело


Глеб Иванович Успенский
ЗА МАЛЫМ ДЕЛО
I
Начали говорить о народном невежестве, и почти у всякого из
представителей уездной интеллигенции, которая от нечего делать "забрела"
"поболтать" к добрейшему Федору Петровичу, нашлось какое-нибудь
собственное мнение по этому важному вопросу. Радушие "добрейшего" Федора
Петровича, не забывавшего обновлять столики своего кабинета постоянно
полными бутылками кахетинского, было, как и всегда, причиною того, что
разговор шел без малейшего стеснения; можно было говорить, не обращая
внимания на слова собеседника, и собеседник мог не слушать того, что ему
говорят. В этой свободе суждений и заключалось для уездной интеллигенции
удовольствие вечерами посещать Федора Петровича.
Но, к сожалению, слабые силы рассказчика об этих вечерах вообще, и о
том из них, о котором идет речь, - решительно не дают возможности более
или менее удобопонятно передать читателям все разнообразие этих оживленных
разговоров. В данном случае рассказчик не знал бы даже, как и начать свой
рассказ, если бы сам Федор Петрович не нашел нужным произнести и своего
слова о важном предмете разговора и тем на некоторое время значительно
убавил царивший в кабинете шум и говор.
- Вы говорите - народ!.. - сказал он не спеша и "глубокомысленно". И,
сказав это, по обыкновению замолк, потер свой нос шелковым платком,
положил платок в задний карман сюртука и, подумав тоже весьма
глубокомысленно, продолжал:
- Или также утверждают - просвещение!
После этого он кашлянул, понюхал табаку, хлопнул крышкой табакерки и
решительно произнес:
- А между тем... А в то же самое время...
И, оглядев всю публику, сел в кресло и уже замолк окончательно, хотя
лицо его и выражало крайнее волнение. Замолкла и вся компания, так как ей
было весьма хорошо известно, что Федор Петрович каждый раз вынужден был
делать то же самое, как только пожелает что-нибудь высказать. Всякий раз
он начинает речь как бы обобщением, ко на словах "а между тем" или "а в то
же самое время" - всегда замолкает и не обобщит ничего. Все это знали, но
знали также и способ, которым надобно было разрешать затруднительное
положение Федора Петровича. Все знали, что добрейший Федор Петрович, много
живший на свете, много видевший на своем веку, благодаря служебным
перемещениям, всякого рода людей, переживший множество всяких порядков и
веяний, будучи самым приятным собеседником и самым неистощимым
рассказчиком, вероятно потому замолкал всякий раз, когда ему приходилось
делать из своих наблюдений вывод, что в жизни Федора Петровича, как и
вообще в нашей жизни, умозаключения и выводы никогда ей самой не
приличествуют, но всегда являются в жизнь большею частию в запечатанных
конвертах и большею частию не имеют с фактами жизни ничего общего.
Все добрые приятели Федора Петровича, зная результаты его житейского
опыта и видя его затруднительное положение, всякий раз, когда ему
приходилось делать какие бы то ни было обобщения, старались вывести его на
ту дорогу разговора, где он мог чувствовать себя без малейшего стеснения.
- Да ты вот что, Федор Петрович, - говорил обыкновенно в такую минуту
кто-нибудь из слушателей, - ты расскажи просто, в чем дело, все и будет
ясно!
- И отлично! - говорил на это Федор Петрович.
И затем уже следовал простой рассказ.
Так было и в описываемый вечер. Выведенный добрым приятелем на торную
дорогу свободной речи, Федор Петрович еще раз понюхал табаку и сказал:
- Действительно, лучше я расскажу просто так, как было.
И затем, покр





Содержание раздела