Фальковский Илья - Двадцать Шестой
Илья Фальковский
ДВАДЦАТЬ ШЕСТОЙ
Мы спешили на стрелку. Мы неслись в Пи-таун, знаменитый
город голубых на мысе Кейп-Код, со скоростью сто десять миль по
95-й дороге. Не знаю, как такое удавалось нашему раздолбанному
бьюику "регалу" 81-ого года, но надо сказать, что чувствовал я
себя и без того хреново. Весь день мы провели на океане -
катались на серфинге, я наглотался соленой воды, ужасно обгорел.
Меня даже стошнило, и теперь я мучился от боли в животе, от
нестерпимого зуда по всему телу, кожа горела так, что впервые в
жизни я уверовал в адские сковородки. Меня бил озноб - видимо,
повышалась температура, и тогда-то Шура и предложил покурить.
Шура - хотя в общем-то он был никакой не Шура, а мексиканец по
имени Александр, но мы называли его Шурой, мы познакомились с
ним ночью в сумасшедшеи пабе "Сайко Монго", там я обыкновенно
пил темное разливное, питчер стоил девять долларов, и просаживал
деньги в пул, партия - десять центов, как обычно; потом мы жили
все у него вчетвером в одной комнате в Ист-Вилладж, этом
трущобном районе полубогемы и хиппующей молодежи, так вот Шура
достал бумажки от голландского табака и свернул две самокрутки.
"Тонизирует," - улыбнувшись, сказал он. Мы курили по кругу, я
блаженно улыбался, полной грудью втягивая сладостный дым. Трава
с Ямайки - зелье богов. И правда, мне стало немного полегче,
как-то отпустило, боль притупилась, и вот тут-то Шура резко
вывернул руль вправо и нажал на тормоза. Я даже не почувствовал,
я только услышал удар, крыша оказалась такой мягкой, что голова
легко прошла насквозь, словно через обитую велюром подушку
кресла, в глазах потемнело, боком, боком мы летели вперед,
скрежетало железо, разрезая асфальт...
Я очнулся от слов Алика. "Вылезай, давай," - как-то слабо
шептал он, он был уже почти снаружи, вернее, снаружи находилась
задняя часть его туловища, а руками он неуклюже отталкивался от
сиденья, широко загребая, будто учился плавать, все лицо его
было в крови, а очки куда-то пропали, исчезли вместе с кусочками
кожи. Алик был еврей, сын эмигрантов из России, он еще не знал
женщин, он занимался физикой, очень много, постоянно работал, за
эти два дня пути он ужасно достал меня пошлыми анекдотами о
бабах, он говорил только о них, и сейчас он тихо сказал:
"Ощущение, как после секса," - хотя откуда ему знать, мудаку
этакому, как бывает после секса. Я выполз из машины и, надо
сказать, обнаружил, что мне даже лучше, чем до удара, только все
вокруг немного кружилось в легком темпе вальса. Шура уже стоял
на дороге и курил свой вонючий голландский табак, нервно
затягиваясь. "Хуля, ты, сука, хуля, ты, сука, такое сделал," -
сказали мы с Аликом хором. "Енот," - пояснил Шура. "Енот? При
чем здесь енот?" - удивились мы. "Енот, енот, перебегал дорогу,
я увидел его в свете фар и вывернул вправо." "Енот? Да не было
там никакого енота," - сказали мы снова хором, мы оба сидели
сзади, но оба глядели вперед, на дорогу, и не видели никакого
енота. "Мудак ты, Шура, нет здесь никаких енотов, и быть не
может, откуда им взяться," - уверяли мы. Но он настаивал на
своем, этот подонок обкурился, и ему померещился енот, а мы
чудом остались живы. И мы орали на него хором, вдвоем, в унисон,
а он орал в ответ, и вдруг внезапно, разом, все мы остановились
и замолчали. Мы вспомнили про Васю. Осторожно мы приблизились к
машине, заглянули в нее, но в темноте разглядели только огромные
васины армейские ботинки, мы схватились за них и вытащили его и
сразу поняли - Вася
