Фрадкин Борис - Выпавшая Точка
Борис Захарович Фрадкин
ВЫПАВШАЯ ТОЧКА
Леонид вошел в безмолвное опустевшее здание института.
Вахтер молча и удивленно взглянул на позднего посетителя, но
ничего не сказал и даже не попросил пропуска, потому что
знал в лицо каждого преподавателя, а уж этого круглолицего,
краснощекого с кудрявыми бакенбардами как было не запомнить.
Свет в коридорах был уже погашен, остро пахло свеженатер-
тыми воском полами. Леонид почти ощупью добрался до кафедры.
Открыв двери, нашарил на стене выключатели и зажег обе пото-
лочные люстры.
Знакомая обстановка - восемь стандартных письменных сто-
лов, чертежный станок, отдельный столик с "Электроникой",
зеркало на стене подле второй двери, ведущей в кабинет заве-
дующего кафедрой Варанкина Виктора Павловича.
Леонид присел к своему столу, включил настольную лампу,
устроив в комнате настоящую иллюминацию. При ярком свете он
чувствовал себя свободней, решительнее.
Открыв верхний ящик стола, Леонид извлек из него и поло-
жил перед собой пухлую папку в ярко-зеленом дерматиновом пе-
реплете. Он казался себе вполне спокойным, продумавшим все
заранее. И потому с досадой заметил, что пальцы, развязывав-
шие тесемки, плохо слушаются его. Что ни говори, а в папке
покоился труд почти пяти лет. И какой труд! Двумя этажами
ниже в лаборатории гидравлики стояла установка для штамповки
с помощью гидравлического удара. Леонид сам проектировал ее.
Под руководством Варанкина, конечно. Более того, сам добывал
необходимое оборудование. За газовым лазером ездил в Ленинг-
рад. А как приходилось канючить шланги в строительно-монтаж-
ном управлении!
Вместе с лаборантами он варил каркас, нарезал резьбу, ме-
сил цементный раствор для фундамента. Позже занимался монта-
жом тонкого и сложного оборудования, тарировал датчики,
настраивал осциллографы, разрабатывал методику эксперимен-
та...
А теперь все это вдруг оказалось ненужным, лишенным для
него, Леонида, всякого смысла. Четыре года были потеряны
впустую. Как щепку ручьем, его нечаянно занесло сюда, на ка-
федру гидравлики. Четыре года он был здесь инородным телом,
четыре года закрывал на это глаза и только сейчас нашел в
себе мужество признаться в самообмане...
...Однако когда он разорвал надвое титульный лист отпеча-
танной на машинке диссертации, ему показалось, что по сердцу
его чиркнули стеклянным осколком, этаким крошечным, но ост-
рым, как лезвие бритвы. На мгновение он съежился от боли, но
презрение к самому себе заставило его тут же оправиться,
встряхнуться. С ожесточением принялся он полосовать лист за
листом, швыряя обрывки в корзинку. Часть обрывков, не доле-
тая до корзины, белыми птицами оседала вокруг нее на полу.
С каждым порванным листом внутри Леонида все каменело,
сжималось в давящий свинцовый комок.
Наконец папка опустела и она как-то странно поразила Лео-
нида своей пустотой. Более четырех лет наполнял он ее по
крохам, и вот перед ним пустые корки, откинутые клапаны, пе-
рекрученные и засаленные от долгого употребления тесем-
ки, - все это оболочка, лишенная плоти.
Леониду почудилось, что не папку опустошил он, а самого
себя. В смятении уставился он на дело рук своихна корзинку,
доверху набитую тем, что еще час назад было диссертацией.
Углы бумаги торчали между прутьев корзинки, отчего она похо-
дила на большого белого дикообраза.
Итак, он, Леонид, уходил из науки. Он знал немало приме-
ров того, какими трудными дорогами приходили в науку ее под-
линные творцы, но как уходят из науки на его памяти п
