Библиотека в кармане -русские авторы

         

Фурманов Дмитрий Андреевич - Летчик Тихон Жаров


Дмитрий Андреевич ФУРМАНОВ
ЛЕТЧИК ТИХОН ЖАРОВ
Рассказ
Тих, прозрачен и душист июньский вечер. По березовой роще из конца в
конец легким аукающим звоном плывут шорохи, высвисты, четкая дробная трель
вечерних птиц... На просторной круглой поляне, у самой опушки, будто
картонные белые домики, приникли в траву парусиновые палатки летчиков.
Там, в тени, спасаясь от туч комарья, с накрытыми лицами -
расстегнутые, раздетые, в одном белье, с цигарками в зубах, кто с книжкой,
кто с газетой - лежат они в сумерках, отдыхают. Или сбираются артелью - и
через поляну, за рощу, на Валку купаться. Валка - узкая, тихоструйная
речонка с отлогими берегами, глухо заросшими высокой травой. На Валке
такая же тишь, даже тише, чем в роще. Только в осоке кряхтят тяжело и
мерно огромные жирные лягушки... Над водой, над тихими, чуть слышными
струями прозрачной газовой сетью поднялся вечерний туман... Из-за реки
глухо, невнятно откуда-то издалека слышны голоса - это в деревне. Туда
летчики ходят брать молоко, а иной раз по вечерам шатаются к девушкам:
песни петь, играть на гармонике или парами, ныряя во тьму, пропадают за
прудом, в лугах, в перелесках...
Сегодня вечером никто нейдет ни купаться, ни к девушкам на деревню.
Сегодня у всех на душе тяжело и мрачно, лица у всех угрюмы и строги: за
рощей, на пригорке, под свежим холмиком земли они зарыли сегодня лучшего и
любимого товарища - Никиту Зорина. Он погиб в воздушном бою, обуглился до
костей в пламени сгоревшего самолета. За три недели схоронили двоих, но
особенно тяжела была эта последняя утрата - и сегодня целый день ходят все
с понурыми головами, стараются реже встречаться, меньше говорить: каждому
хочется выносить, изжить в себе свое цельное, недробленое горе.
Из дивизии прилетел новый летчик, Тихон Жаров, - он работал на
московском аэродроме и, говорят, считался одним из лучших. Здесь его знает
Крючков, они в прошлом году вместе летали где-то под Киевом.
Каждое утро, на заре, из-за леса подымается неприятель, и нашим
стареньким, растрепанным самолетам не под силу справиться с ловким,
быстрым хищником. Завтра против него подымется Жаров, новый летчик - и
будут снова в напряжении, с тревогой ждать товарищи рокового исхода...
Жаров весь день кружится у машины - осматривает гайки и винты,
ощупывает, привертывает, смазывает, приглаживает ее, как любимого
человека... Он приходил сюда с техником, и целых полтора часа они
простояли над машиной, заглядывая и прощупывая со всех сторон, или, лежа
на спине, подползали под широко раскинутые крылья и снова высматривали,
щупали, мазали холодные винтики, гайки, болты. Жарову хорошо знакомо это
тревожное состояние перед решительным делом - не впервые вылетать ему в
неравный бой, но сегодня тревога как-то особенно свежа, а мысль
по-особенному чутка, быстра и неспокойна. Что это: неверие ли в свои силы,
или опасение за испытанного, но усталого, растрепанного друга - за свой
аппарат? Или еще что?..
Может быть, скорбь товарищей о дорогом покойнике - не передалась ли
она и ему: круглый холмик влажной, свежей земли нейдет из головы.
Жаров мимо старта, где с распростертыми крыльями выстроились в ряд
самолеты, мимо крайней палатки поплелся тихо по узкой лесной тропе, сам не
зная куда и зачем идет...
У самой реки столкнулся с Крючковым - тот в жестяном измызганном
чайнике с веревочной ручкой тащил воду на вечерний чай.
- Ты что тут бродишь один? - окликнул он Жарова, улыбаясь бесцветными
водянистыми глазками. - Аль не привык к нов





Содержание раздела