Хлумов Владимир - Ловцам Тополиного Пуха
Владимир Хлумов
Ловцам тополиного пуха
"Первый этап: Выбор.
Второй этап: Определение розы ветров
(развешивание лепестков и выставление флюгеров).
Третий этап: Танец рук.
Четвертый этап: Излов.
Пятый этап. Мумифицирование.
Шестой этап. Хранение. (Для удобства экземпляры
располагаются горизонтальными рядами в
хронологическом порядке слева направо внутри
специального стеклянного ящика)."
Инструкция по ловле тополиного пуха.
(Выдержки)
Есть такой особый июльский воздух, когда не следует делать резких
движений. Его нужно почувствовать, его нужно ощутить. Главное, выбрать
правильный момент и занять удобное место. Конечно, тополиная охота - дело
глубоко интимное, не терпящее грубых внешних вторжений, особенно в виде
инструкций, указаний, советов, но все же кое-какой сторонний взгляд, или
лучше сказать, инородный опыт повредить не может. Итак, первым делом воздух
или атмосфера.
Июль желателен, но лишь как правило, как место, где особенно часто ловцам
сопутствует успех. Правда, успех этот обеспечивается не мастерством, но
лишь единственно законом больших чисел. Согласитесь, если вокруг вас, на
расстоянии вытянутой руки, в теплом объеме прозрачного июльского воздуха,
летают десятки, а быть может, и сотни отменных экземпляров тополиного пуха,
то даже бессистемно размахивая руками, рано или поздно вы что-нибудь и
словите. Но уверяю - вам некому будет похвастаться пойманной добычей.
Наверняка вам попадется больной экземпляр, или экземпляр с дефектом, с
примесью, с клейкой коричневой растительной тканью, прилипшей к ладони.
Такая пушинка есть пушинка падающая, или летящая слишком под действием
силы тяжести; она не может свободно парить, повторяя извилистые линии
июльского ветра. Поэтому я утверждаю, что июль предпочтителен, но для
опытного охотника не обязателен. Не удивляйтесь, что тогда я вышел на охоту
в декабре.
Я выбрал самое укромное место, довольно большой кусок пространства,
огражденный со всех сторон воздухонепроницаемыми стенками. Для геометров
скажу: то был параллелепипед, сильно вытянутый в горизонтальном
направлении, с застекленными проемами в одной из боковых стенок. Ветра
почти не было, во всяком случае специальные лепестки папиросной бумаги,
развешенные заблаговременно мною в самых подозрительных местах, были
абсолютно мертвы. Даже дым от моей сигареты висел чуть выше головы
неподвижным перистым слоем.
Я расположился у одного из прозрачных проемов, разрисованного
папоротниковой изморозью. Можно сказать, что я укрылся в папоротниковых
зарослях, подобно далекому пращуру, вышедшему в доисторические джунгли для
пропитания племени. Я застыл, замер, затаился, превратившись в восковой
слепок, бледный и бездыханный.
Где-то там, на том конце параллелепипеда скрипнула дверь, вздрогнули,
зашуршали папиросные лепестки, и влекомая слабым воздушным потоком,
появилась она. Господи ты мой, какой это был экземпляр. Сотканная из тысяч
серебристых паутинок, абсолютно невесомая, она грациозно плыла ко мне,
приветливо улыбаясь случайным прохожим. Откуда ее занесло сюда, в темень, в
мороз, в декабрь? Не знаю.
Когда она приблизилась настолько, что я мог в пять шагов преодолеть
разделявшее нас пространство (чего, конечно, ни в коем случае нельзя
делать, иначе все пойдет насмарку), она вдруг остановилась и замерла.
Сначала я подумал, что кто-то ее остановил несвоевременным действием. Но
вокруг, кроме спящей старушки, не было никого. Я прислушался и обнаружил
тяжелое глухое уханье, как будто рядом за с
