Библиотека в кармане -русские авторы

         

Чарушников Олег - Тихое Утро


Олег Игоревич Чарушников
Тихое утро
Ранним субботним утром я вышел на балкон, размотал леску, привязал
покрепче грузило и забросил удочку вниз.
Хорошо в городе летом! Все в отпусках, на дачах... Я спокойно стоял,
размышлял о Карпове и Каспарове, дышал воздухом - отдыхал. Чисто было
кругом, свежо и просторно, как ни ни одной даче в мире.
Потом на соседний балкон вышел брюнет в майке. Он поставил ноги на ширину
плеч, взмахнул руками и стал энергично сгибаться, разгибаться, доставать
пальцами пол и хэкать. На половине упражнения брюнет заметил мою удочку,
вздрогнул и начал медленно распрямляться.
Я внимательно следил за крючком.
- Ты что ж это, сало-масло, - сострадательно спросил брюнет в майке. -
Рехнулся? Кто же так ловит, дурья башка?
Я молчал. Не люблю, когда незнакомые обращаются ко мне на "ты" и "дурья
башка".
- Тебя спрашивают! Ты соображаешь, салажонок? Чего творишь-то?
Я молчал. Не люблю, когда чужие люди, пусть даже соседи, обращаются:
"салажонок". Сам он салажонок порядочный, в майке с лямочками.
- Интеллигент, сало-масло, - не отставал брюнет. - Чего , отмалчиваешься?
- Вы видите, я удю?.. То есть, ужу... Видите? Вот и не мешайте,
пожалуйста...
- Тебе не о том толкуют! - вскипел брюнет. - Ты какое грузило нацепил,
чудило?
- Свинцовое, - ответил я сдержанно.
Брюнет так радостно и долго смеялся, что в двух квартирах захлопнули
форточки.
- Свинцовое, видали? Оно же маленькое! Ты бы еще, сало-масло, вовсе без
грузила закинул. На донник надо, ветер какой, сечешь? У тебя нету, так и
скажи. Погоди, я принесу... Переброшу!
- Не надо ничего перебрасывать! - запротестовал я, но было уже поздно.
Брюнет мигом слетал к себе и швырнул мне здоровенную свинцовую блямбу,
отлитую, вроде бы, в суповом черпаке. Я едва сумел увернуться от снаряда.
Энергичный брюнет еще немного пораспоряжался - как привязывать да как
забрасывать - наскоро доделал зарядку и убежал к себе завтракать. Из его
квартиры на весь двор разносился жизнерадостный, победительный смех.
Я продолжал удить. Во дворе начали появляться люди. Вышел Петраков со
своей овчаркой Джильдой. Затем Скарабеева с бульдогом. Потом Брыскин с
эрдельтерьером. Потом Чутуева, Акуло и Перпиньян с собаками. Потом еще
девять человек с собаками, собачонками и собачищами.
Во дворе стало шумновато. Собаки страшно радовались друг другу, а хозяева
не очень. Собаки изо всех сил виляли хвостами и остатками хвостов, а у
кого и остатков не было - просто лаяли что есть силы. Хозяева ничем таким
не виляли, постно здоровались и спешили к своим газонам. У каждого на
дворе был свой закрепленный, законный участок - чтобы не смешивались
ценные породы.
На меня хозяева не обращали внимания, поглощенные утренними собачьими
проблемами. По ним сразу было видно, что собака - это не игрушка, а прежде
всего ответственность.
Я удил, стараясь не смотреть вниз, так как с детства боюсь высоты. Из окна
этажом выше за мной вела наблюдение Еврипидовна, старушка, проведшая жизнь
в кулуарах. Когда я случайно оглядывался, Еврипидовна ойкала и пряталась
за двойную маскировочную штору. Я старался не оглядываться.
Собаковладельцы удалились, держа поводки накоротке, чтобы ненароком не
смешать породу. Во дворе опять стало тихо. Но ненадолго. Снизу раздался
грохот засовов, длинный ржавый скрип и шаркание. Из столовой, занимавшей
первый этаж нашего дома, появился ночной сторож Григорьев. Он был обут в
грязные валенки, держался за поясницу и жевал неизменную морковку.
Рассказывали, что





Содержание раздела