Чекмаев Сергей - Дотла
Сергей ЧЕКМАЕВ
ДОТЛА
- Девушка, ну сколько можно!., - устало воскликнула стоящая передо
мной пожилая дама с огромной, туго набитой сумкой.
Молоденькая медсестра, острой мордашкой чем-то неуловимо похожая на
колли, не обращая внимания, звонко процокала каблучками вдоль по коридору.
Очередь проводила ее осуждающим взглядом.
Был бы я нормальным больным, самое время начинать возмущаться:
действительно, сколько можно! Получить медкарту в регистратуре - целый
подвиг. Пока регистратор, неторопливая старушка - божий одуванчик, отыщет
хотя бы одну, уже полдня пройдет. А приставленная к ней помощница то и дело
бегает курить и крутить задом в рентгеновский кабинет. А очередь, конечно,
знает все. Удивительно, с какой скоростью распространяется бесполезная
информация! Кто, когда и зачем сказал вот этой спортивного вида молодой
мамаше с низким грудным голосом, что в рентгене устанавливают новый аппарат
для флюорографии, что понаехало аж пятеро молодых мастеров-наладчиков, а
коллектив в поликлинике сплошь женский, даже хирург и гинеколог, так что
сами понимаете... Только я не простой пациент.
Впрочем, пусть хоть весь персонал соберется вокруг флюорографистов,
пусть пьют там чай с тортом и домашней выпечкой - предметом негласного
соревнования тех медичек, которые могут похвастать и черными чулочками, и
высокими каблуками, и максимально короткими полами форменного белого
халатика, только не перед кем. А тут выпал шанс.
- Как, вы сказали, ваша фамилия?.. - дребезжит старческий голос из-за
перегородки.
Солидный дядя с багровой шеей вымученно вытирает платком потную
лысину, сипит:
- Короткопалов.
Старушка снова подслеповато щурится на монитор, неумело тыкает
сухоньким пальчиком в клавиши.
Мне-то все равно, даже скорее на руку, а людей жалко. Жара страшная,
врагу не пожелаешь париться в очередях. Конечно, так проще работать, всего
три-четыре ключевых объекта: окошечко регистратуры, набитые взвинченными от
духоты и бесполезного ожидания людьми гулкие холлы перед кабинетами
участковых врачей, ряды одинаковых стульев у кардиологии, заполненных
такими же одинаковыми, похожими, как родные сестры, старушками. И разговоры
у них одинаковые:
- А я вот вчера проснулась, пошла в булошную, и на обратном пути у
меня в пояснице ка-ак вступило-о...
- Что вы говорите!
- Да-а. Вот, к Татьяне Аркадьевне за рецептом пришла. Но сосед мой
новую какую-то мазь рекомендовал, говорит...
Просто сегодня моя смена. До семи. Потом проверюсь на резерв - и
спать, провалиться в сон и ни о чем не думать. Ведь завтра мой выходной, а
всё те же холлы, кабинеты и стулья будет обхаживать Рик. А послезавтра -
снова я... Потом опять Рик... Я... Рик... Работа такая, и ни он, ни я не
можем отказаться, плюнуть, разорвать контракт. Мы не произносим высоких
слов о совести, о чувстве долга. Любой из наших вам скажет просто: куда же
я уйду? А люди? Нет, наше место здесь. Пока не иссякнет резерв, и не снимут
с Проекта. Тогда уж всё: солнце, море, теплый прибрежный песок и
пожизненная пенсия от государства. Санаторий, или как его чаще называют у
нас, - Отстойник для хилеров.
Странное слово - хилер, да? Когда-то в среде нашей вечно мятущейся
интеллигенции модно было блеснуть эрудицией: есть, мол, такие филиппинские
врачи, так они делают полостные операции без скальпеля и разрезов, а
аппендицит - вообще мизинцем выковыривают. Сейчас смешно слушать, конечно,
а тогда многие верили. Некоторые всерьез, даже других пытались обратить в
свою веру с пеной у р
