Чехов Антон Павлович - Барыня
Антон Чехов
Барыня
I
К избе Максима Журкина, шурша и шелестя по высохшей, пыльной траве,
подкатила коляска, запряженная парой хорошеньких вятских лошадок. В коляске
сидели барыня Елена Егоровна Стрелкова и ее управляющий Феликс Адамович
Ржевецкий. Управляющий ловко выскочил из коляски, подошел к избе и
указательным пальцем постучал по стеклу. В избе замелькал огонек.
- Кто там? - спросил старушечий голос, и в окне показалась голова
Максимовой жены.
- Выйди, бабушка, на улицу! - крикнула барыня.
Через минуту из избы вышли Максим и его жена. Они остановились у ворот
и молча поклонились барыне, а потом управляющему.
- Скажи на милость, - обратилась Елена Егоровна к старику, - что все
это значит?
- Что такое-с?
- Как что? Разве не знаешь? Степан дома?
- Никак нет. На мельницу уехал.
- Что он строит из себя? Я решительно не понимаю этого человека! Зачем
он ушел от меня?
- Не знаем, барыня. Нешто мы знаем?
- Ужасно некрасиво с его стороны! Он оставил меня без кучера! По его
милости Феликсу Адамовичу приходится самому запрягать лошадей и править.
Ужасно глупо! Вы поймите, что это, наконец, глупо! Жалованья ему показалось
мало, что ли?
- А Христос его знает! - отвечал старик, косясь на управляющего,
который засматривал в окна. - Нам не говорит, а в голову к нему не залезешь.
Ушел, говорит, да и шабаш! Своя воля! Должно полагать, жалованья мало
показалось!
- А это кто под образами на лавке лежит? - спросил Феликс Адамович,
глядя в окно.
- Семен, батюшка! А Степана нету.
- Дерзко с его стороны! - продолжала барыня, закуривая папиросу. - Мсье
Ржевецкий, сколько получал он у нас жалованья?
- Десять рублей в месяц.
- Если ему показалось мало десяти, то я могла бы дать пятнадцать! Не
сказал ни слова и ушел! Честно это? Добросовестно?
- Говорил ведь я, что никогда не следует церемониться с этим народом! -
заговорил Ржевецкий, отчеканивая каждый слог и стараясь не делать ударения
на предпоследнем слоге. - Вы разбаловали этих дармоедов! Никогда не следует
заразом отдавать всего жалованья! К чему это? Да и зачем вы хотите прибавить
жалованья? И так придет! Он договорился, нанялся! Скажи ему, - обратился
поляк к Максиму, - что он свинья и больше ничего.
- Finissez donc! {1}
- Слышишь, мужик? Нанялся - так и служи, а не уходи, когда тебе
вздумается, черт! Пусть только не придет завтра! Я покажу ему не слушаться!
И вам достанется! Слышишь, старуха?
- Finissez, Ржевецкий!
- Всем достанется! Не являйся тогда ко мне в контору, старый собака! С
вами церемониться?! Вы разве люди? Разве вы понимаете хорошие слова? Вы
только тогда понимаете, ежели вас по шеям бьют и делают вам неприятности!
Чтоб ходил завтра!
- Я скажу ему. Отчего не сказать? Сказать можно...
- Скажи ему, что прибавляю ему жалованья, - сказала Елена Егоровна. -
Не могу же я быть без кучера. Когда найду другого, пусть тогда и уходит,
если ему угодно. Завтра утром чтобы опять был у меня! Скажите ему, что я
глубоко оскорблена его невежливым поступком! И вы, бабушка, скажите!
Надеюсь, что он будет у меня и не заставит посылать за собой. Подойди сюда,
бабушка! На тебе, милая! Что, небось, трудно управляться с такими большими
детьми? Бери, милая!
Барыня вынула из кармана хорошенький портсигар, потянула из-под папирос
желтую бумажку и подала ее старухе.
- Если же не придет, - прибавила барыня, - то нам придется поссориться,
что было бы крайне нежелательно. Но я надеюсь... Вы ему посоветуете. Едемте,
Феликс Адамыч! Прощайте!
Ржевецкий вскочи
