Чехов Антон Павлович - Клевета
А.П.ЧЕХОВ
КЛЕВЕТА
Учитель чистописания Сергей Капитоныч Ахинеев выдавал свою дочку
Наталью за учителя истории и географии Ивана Петровича Лошадиных.
Свадебное веселье текло как по маслу. В зале пели, играли, плясали. По
комнатам, как угорелые, сновали взад и вперед взятые напрокат из клуба
лакеи в черных фраках и белых запачканных галстуках. Стоял шум и говор.
Учитель математики Тарантулов, француз Падекуа и младший ревизор
контрольной палаты Егор Венедиктыч Мзда, сидя рядом на диване, спеша и
перебивая друг друга, рассказывали гостям случаи погребения заживо и
высказывали свое мнение о спиритизме. Все трое не верили в спиритизм, но
допускали, что на этом свете есть много такого, чего никогда не постигнет
ум человеческий. В другой комнате учитель словесности Додонский объяснял
гостям случаи, когда часовой имеет право стрелять в проходящих. Разговоры
были, как видите, страшные, но весьма приятные. В окна со двора
засматривали люди, по своему социальному положению не имевшие права войти
внутрь.
Ровно в полночь хозяин Ахинеев прошел в кухню поглядеть, все ли
готово к ужину. В кухне от пола до потолка стоял дым, состоявший из
гусиных, утиных и многих других запахов. На двух столах были разложены и
расставлены в художественном беспорядке атрибуты закусок и выпивок. Около
столов суетилась кухарка Марфа, красная баба с двойным перетянутым
животом.
- Покажи-ка мне, матушка, осетра! - сказал Ахинеев, потирая руки и
облизываясь. - Запах-то какой, миазма какая! Так бы и съел всю кухню!
Ну-кася, покажи осетра!
Марфа подошла к одной из скамей и осторожно приподняла засаленный
газетный лист. Под этим листом, на огромнейшем блюде, покоился большой
заливной осетр, пестревший каперсами, оливками и морковкой. Ахинеев
поглядел на осетра и ахнул. Лицо его просияло, глаза подкатились. Он
нагнулся и издал губами звук неподмазанного колеса. Постояв немного, он
щелкнул от удовольствия пальцами и еще раз чмокнул губами.
- Ба! Звук горячего поцелуя... Ты с кем это здесь целуешься, Марфуша?
- послышался голос из соседней комнаты, и в дверях показалась стриженая
голова помощника классных наставников, Ванькина. - С кем это ты? А-а...
очень приятно! С Сергей Капитонычем! Хорош дед, нечего сказать! С женским
полонезом тет-а-тет!
- Я вовсе не целуюсь, - сконфузился Ахинеев, - кто это тебе, дураку
сказал? Это я тово... губами чмокнул в отношении... в рассуждении
удовольствия... При виде рыбы...
- Рассказывай!
Голова Ванькина широко улыбнулась и скрылась за дверью. Ахинеев
покраснел.
"Черт знает что! - подумал он. - Пойдет теперь, мерзавец и
насплетничает. На весь город осрамит, скотина..."
Ахинеев робко вошел в залу и искоса поглядел в
сторону: где Ванькин? Ванькин стоял около
фортепиано и, ухарски изогнувшись, шептал что-то
смеявшейся свояченице инспектора.
"Это про меня! - подумал Ахинеев. - Про меня, чтоб
его разорвало! А та и верит... и верит! Смеется!
Боже ты мой! Нет, так нельзя оставить... нет.
Нужно будет сделать, чтоб ему не поверили...
Поговорю со всеми с ними, и он же у меня в
дураках-сплетниках останется".
Ахинеев почесался и, не переставая конфузиться, подошел к Падекуа.
- Сейчас я в кухне был и насчет ужина распоряжался, - сказал он
французу. - Вы, я знаю, рыбу любите, а у меня, батенька, осетр, вво! В два
аршина! Хе-хе-хе... Да, кстати... чуть было не забыл... В кухне-то сейчас,
с осетром с этим - сущий анекдот! Вхожу я сейчас в кухню и хочу кушанья
оглядеть... Гляжу на осетра и от удовольствия.
