Чехов Антон Павлович - На Волчьей Садке
Антон Чехов
На волчьей садке
Говорят, что теперь девятнадцатое столетие. Не верьте, читатель.
В среду, шестого января, в европейском и даже в столичном городе
Москве, в галереях летнего конского бега, тесно прижавшись друг к другу,
теснясь и наступая друг другу на ноги, сидели люди и наслаждались зрелищем.
Не только это зрелище, но даже и описание его есть анахронизм... Нам ли,
нервным, слезливым фрачникам, променявшим мускул на идею, театралам,
либералам et tutti quanti {1}, описывать травлю волков?! Нам ли?!
Выходит так, что нам... Делать нечего, будем описывать.
Прежде всего, я не охотник. Я во всю жизнь мою ничего не бил. Бил разве
одних блох, да и то без собак, один на один. Из всех огнестрельных орудий
мне знакомы одни только маленькие оловянные пистолетики, которые я покупал
своим детям к елке. Я не охотник, а посему прошу извинения, если я перевру.
Врут обыкновенно все неспециалисты. Постараюсь обойти те места, где бы мне
можно было похвастать незнанием охотничьих терминов; буду рассуждать так,
как рассуждает публика, т. е. поверхностно и по первому впечатлению...
Первый час. Позади галереи толпятся кареты, роскошные сани и извозчики.
Шум, гвалт... Экипажей так много, что приходится толпиться... В галереях
конского бега, в енотах, бобрах, лисицах и барашках, заседают жеребятники,
кобелятники, борзятники, перепелятники и прочие лятники, мерзнут и сгорают
от нетерпения. Тут же заседают, разумеется, и дамы... Без дам нигде дело не
обходится. Хорошеньких, сверх обыкновения, почему-то очень много... Дам
столько же, сколько и мужчин... Они тоже сгорают от нетерпения. На верхних
скамьях мелькают гимназические фуражки. И гимназисты пришли поглазеть, и они
тоже сгорают от нетерпения и постукивают калошами. Любители, ценители и
критиканы, приперевшие на Ходынку пехтурой и не имеющие рубля, толпятся у
заборов, по колена в снегу, вытягивают шеи и тоже сгорают от нетерпения. На
арене несколько возов. На возах деревянные ящики. В ящиках наслаждаются
жизнью герои дня - волки. Они, по всей вероятности, не сгорают от
нетерпения...
Публика, пока еще не началась травля, любуется российскими красавицами,
разъезжающими по арене на хорошеньких лошадках... Самые ужасные, отчаянные
охотники критикуют собачню, приготовленную для травли. У всех в руках афиши.
В дамских ручках афиши и бинокли.
- Самое приятное занятие-с, - обращается к своему соседу старичок с
ощипанной бородой, в фуражке с кокардой, по всем признакам, давным-давно уже
промотавшийся дворянин. - Самое приятное занятие-с... Бывало, выедешь это с
компанией... Выедешь чуть свет... И дамы тоже.
- С дамами не стоит ездить, - перебивает старичка сосед.
- Почему ж?
- А потому, что при дамах ругаться нельзя. А нешто можно на охоте не
ругаться?
- Невозможно. Но у нас были такие дамы, что сами ругались... Бывало,
Марья Карловна, если изволите знать-с, барона Глянсера дочь... ругалась
страсть как! И ты, кричит, черт, сатана, такой-сякой... И так далее-с...
Многоточие-с... Первая гроза для нижних чинов была. Чуть что - сичас
нагайкой.
- Мама, волки в ящиках? - спрашивает гимназист в огромнейшем башлыке,
обращаясь к даме с большими красными щеками.
- В ящиках.
- А они не могут выскочить?
- Отстань! Вечно ты с вопросами... Утри нос! Спрашивай о чем-нибудь
умном... Чего о глупостях спрашивать?
На арене замечается усиленное движение... Человек шесть, посвященных в
таинства охоты, несут один ящик и ставят его посреди арены... В публике
волнение.
- Го
