Чехов Антон Павлович - Рассказ Художника
А.П.ЧЕХОВ
(рассказ художника)
1
Это было 6-7 лет тому назад, когда я жил в одном из уездов Т-ой
губернии, в имении помещика Белокурова, молодого человека, который вставал
очень рано, ходил в поддевке, по вечерам пил вино и все жаловался мне, что
он нигде и ни в ком не встречает сочувствия. Он жил в саду во флигеле, а я
в старом барском доме, в громадной зале с колоннами, где не было никакой
мебели, кроме широкого дивана, на котором я спал, да еще стола, на котором
я раскладывал пасьянс. Тут всегда, даже в тихую погоду, что-то гудело в
старых амосовских печах, а во время грозы весь дом дрожал и, казалось,
трескался на части, и было немножко страшно, особенно ночью, когда все
десять больших окон вдруг освещались молнией.
Обреченный судьбой на постоянную праздность, я не делал решительно
ничего. По целым часам я смотрел в свои окна на небо, на птиц, на аллеи,
читал все, что привозили мне с почты, спал. Иногда я уходил из дому и до
позднего вечера бродил где-нибудь.
Однажды, возвращаясь домой, я нечаянно забрел в какую-то незнакомую
усадьбу. Солнце уже пряталось, и на цветущей ржи растянулись вечерние
тени. Два ряда старых, тесно посаженных, очень высоких елей стояли, как
две сплошные стены, образуя мрачную, красивую аллею. Я легко перелез через
изгородь и пошел по этой аллее, скользя по еловым иглам, которые тут на
вершок покрывали землю. Было тихо, темно, и только высоко на вершинах
кое-где дрожал яркий золотой свет и переливал радугой в сетях паука.
Сильно, до духоты, пахло хвоей. Потом я повернул на длинную липовую аллею.
И тут тоже запустение и старость; прошлогодняя листва печально шелестела
под ногами, и в сумерках между деревьями прятались тени. Направо, в старом
фруктовом саду, нехотя, слабым голосом пела иволга, должно быть, тоже
старушка. Но вот и липы кончились; я прошел мимо белого дома с террасой и
с мезонином, и передо мною неожиданно развернулся вид на барский двор и на
широкий пруд с купальней, с толпой зеленых ив, с деревней на том берегу, с
высокой узкой колокольней, на которой горел крест, отражая в себе
заходившее солнце. На миг на меня повеяло очарованием чего-то родного,
очень знакомого, будто я уже видел эту самую панораму когда-то в детстве.
А у белых каменных ворот, которые вели со двора в поле, у старинных
крепких ворот со львами, стояли две девушки. Одна из них, постарше,
тонкая, бледная, очень красивая, с целой копной каштановых волос на
голове, с маленьким упрямым ртом, имела строгое выражение и на меня едва
обратила внимание; другая же, совсем еще молоденькая - ей было 17-18 лет,
не больше - тоже тонкая и бледная, с большим ртом и с большими глазами, с
удивлением посмотрела на меня, когда я проходил мимо, сказала что-то
по-английски и сконфузилась, и мне показалось, что и эти два милых лица
мне давно уже знакомы. И я вернулся домой с таким чувством, как будто
видел хороший сон.
Вскоре после этого, как-то в полдень, когда я и Белокуров гуляли
около дома, неожиданно, шурша по траве, въехала во двор рессорная коляска,
в которой сидела одна из тех девушек. Это была старшая. Она приехала с
подписным листом просить на погорельцев. Не глядя на нас, она очень
серьезно и обстоятельно рассказала нам, сколько сгорело домов в селе
Сиянове, сколько мужчин, женщин и детей осталось без крова и что намерен
предпринять на первых порах погорельческий комитет, членом которого она
теперь была. Давши нам подписаться, она спрятала лист и тотчас же стала
прощаться.
- Вы совсем заб
