Чехов Антон Павлович - В Вагоне
Антон Чехов
В вагоне
OCR 1996-2000 Алексей Комаров
Почтовый поезд номер такой-то мчится на всех парах от станции "Веселый
Трах-Тарарах" до станции "Спасайся, кто может!". Локомотив свистит, шипит,
пыхтит, сопит... Вагоны дрожат и своими неподмазанными колесами воют волками
и кричат совами. На небе, на земле и в вагонах тьма... "Что-то будет! что-то
будет!" - стучат дрожащие от старости лет вагоны... "Огого-гого-о-о!" -
подхватывает локомотив... По вагонам вместе с карманолюбцами гуляют сквозные
ветры. Страшно... Я высовываю свою голову в окно и бесцельно смотрю в
бесконечную даль. Все огни зеленые: скандал, надо полагать, еще не скоро.
Диска и станционных огней не видно... Тьма, тоска, мысль о смерти,
воспоминания детства... Боже мой!
- Грешен!! - шепчу я. - Ох, как грешен!..
Кто-то лезет в мой задний карман. В кармане нет ничего, но все-таки
ужасно... Я оборачиваюсь. Предо мной незнакомец. На нем соломенная шляпа и
темно-серая блуза.
- Что вам угодно? - спрашиваю я его, ощупывая свои карманы.
- Ничего-с! Я в окно смотрю-с! - отвечает он, отдергивая руку и налегая
мне на спину.
Слышен сиплый пронзительный свист... Поезд начинает идти все тише и
тише и наконец останавливается. Выхожу из вагона и иду к буфету выпить для
храбрости. У буфета теснится публика и поездная бригада.
- Гм... Водка, а не горько! - говорит солидный обер-кондуктор,
обращаясь к толстому господину. Толстый господин хочет что-то сказать и не
может: поперек горла остановился у него годовалый бутерброд,
- Жиндаррр!!! Жиндаррр!!! - кричит кто-то на плацформе таким голосом,
каким во время оно, до потопа, кричали голодные мастодонты, ихтиозавры и
плезиозавры... Иду посмотреть, в чем дело... У одного из вагонов первого
класса стоит господин с кокардой и указывает публике на свои ноги. С
несчастного, в то время когда он спал, стащили сапоги и чулки...
- В чем же я поеду теперь? - кричит он. - Мне до Ррревеля ехать! Вы
должны смотреть!
Перед ним стоит жандарм и уверяет его, что "здесь кричать не
приходится"... Иду в свой вагон э 224. В моем вагоне все то же: тьма, храп,
табачный и сивушный запахи, пахнет русским духом. Возле меня храпит
рыженький судебный следователь, едущий в Киев из Рязани... В двух-трех шагах
от следователя дремлет хорошенькая... Крестьянин, в соломенной шляпе, сопит,
пыхтит, переворачивается на все бока и не знает, куда положить свои длинные
ноги. Кто-то в углу закусывает и чамкает во всеуслышание... Под скамьями
спит богатырским сном народ. Скрипит дверь. Входят две сморщенные старушонки
с котомками на спинах...
- Сядем сюда, мать моя! - говорит одна. - Темень-то какая! Искушение да
и только... Никак наступила на кого... А где Пахом?
- Пахом? Ах, батюшти! Где ж это он? Ах, батюшти!
Старушонка суетится, отворяет окно и осматривает плацформу.
- Пахо-ом! - дребезжит она. - Где ты? Пахом! Мы тутотко!
- У меня беда-а! - кричит голос за окном. - В машину не пущают!
- Не пущают? Который это не пущает? Плюнь! Не может тебя никто не
пустить, ежели у тебя настоящий билет есть!
- Билеты уже не продают! Касс заперли!
По плацформе кто-то ведет лошадь. Топот и фырканье.
- Сдай назад! - кричит жандарм. - Куда лезешь? Чего скандалишь?
- Петровна! - стонет Пахом.
Петровна сбрасывает с себя узел, хватает в руки большой жестяной чайник
и выбегает из вагона. Бьет второй звонок. Входит маленький кондуктор с
черными усиками.
- Вы бы взяли билет! - обращается он к старцу, сидящему против меня. -
Контролер здесь!
- Да? Г
