Чехов Антон Павлович - За Яблочки
Антон Чехов
За яблочки
Между Понтом Эвксинским и Соловками, под соответственным градусом
долготы и широты, на своем черноземе с давних пор обитает помещичек Трифон
Семенович. Фамилия Трифона Семеновича длинна, как слово
"естествоиспытатель", и происходит от очень звучного латинского слова,
обозначающего единую из многочисленнейших человеческих добродетелей. Число
десятин его чернозема есть 3000. Имение его, потому что оно имение, а он -
помещик, заложено и продается. Продажа его началась еще тогда, когда у
Трифона Семеновича лысины не было, тянется до сих пор и, благодаря
банковскому легковерию да Трифона Семеновича изворотливости, ужасно плохо
клеится. Банк этот когда-нибудь да лопнет, потому что Трифон Семенович,
подобно себе подобным, имя коим легион, рубли взял, а процентов не платит, а
если и платит кое-когда, то платит с такими церемониями, с какими добрые
люди подают копеечку за упокой души и на построение. Если бы сей свет не был
сим светом, а называл бы вещи настоящим их именем, то Трифона Семеновича
звали бы не Трифоном Семеновичем, а иначе; звали бы его так, как зовут
вообще лошадей да коров. Говоря откровенно, Трифон Семенович -
порядочная-таки скотина. Приглашаю его самого согласиться с этим. Если до
него дойдет это приглашение (он иногда почитывает "Стрекозу"), то он,
наверно, не рассердится, ибо он, будучи человеком понимающим, согласится со
мною вполне, да, пожалуй, еще пришлет мне осенью от щедрот своих десяток
антоновских яблочков за то, что я его длинной фамилии по миру не пустил, а
ограничился на этот раз одними только именем и отечеством. Описывать все
добродетели Трифона Семеновича я не стану: материя длинная. Чтобы вместить
всего Трифона Семеновича с руками и ногами, нужно просидеть над писанием по
крайней мере столько, сколько просидел Евгений Сю над своим толстым и
длинным "Вечным жидом". Я не коснусь ни его плутней в преферансе, ни
политики его, в силу которой он не платит ни долгов, ни процентов, ни его
проделок над батюшкою и дьячком, ниже прогулок его верхом по деревне в
костюме времен Каина и Авеля, а ограничусь одной только сценкой,
характеризующей его отношения к людям, в похвалу которых его
тричетвертивековой опыт сочинил следующую скороговорку: "Мужички, простачки,
чудачки, дурачки проигрались в дурачки".
В одно прекрасное во всех отношениях утро (дело происходило в конце
лета) Трифон Семенович прогуливался по длинным и коротким аллеям своего
роскошного сада. Все, что вдохновляет господ поэтов, было рассыпано вокруг
него щедрою рукою в огромном количестве и, казалось, говорило и пело: "На,
бери, человече! Наслаждайся, пока еще не явилась осень!" Но Трифон Семенович
не наслаждался, потому что он далеко не поэт, так и к тому же в это утро
душа его с особенною жадностью вкушала хладный сон, как это делала она
всегда, когда хозяин ее чувствовал себя в проигрыше. Позади Трифона
Семеновича шествовал его верный вольнонаемник, Карпушка, старикашка лет
шестидесяти, и посматривал по сторонам. Этот Карпушка своими добродетелями
чуть ли не превосходит самого Трифона Семеновича. Он прекрасно чистит
сапоги, еще лучше вешает лишних собак, обворовывает всех и вся и бесподобно
шпионит. Вся деревня, с легкой руки писаря, величает его "опричником".
Редкий день проходит без того, чтобы мужики и соседи не жаловались Трифону
Семеновичу на нравы и обычаи Карпушки; но жалобы эти оставляются втуне,
потому что Карпушка незаменим в хозяйстве Трифона Семеновича. Трифон
Семенович, к
