Библиотека в кармане -русские авторы

         

Шаламов Варлам - Перчатка, Или Кр-2


Варлам Тихонович Шаламов
(1907-1982)
ПЕРЧАТКА, ИЛИ КР-2
Перчатка
Галина Павловна Зыбалова
Леша Чеканов, или Однодельцы на Колыме
Триангуляция III класса
Тачка I
Тачка II
Цикута
Доктор Ямпольский
Подполковник Фрагин
Вечная мерзлота
Иван Богданов
Яков Овсеевич Заводник
Шахматы доктора Кузьменко
Человек с парохода
Александр Гогоберидзе
Уроки любви
Афинские ночи
Путешествие на Олу
Подполковник медицинской службы
Военный комиссар
Рива-Роччи
ПЕРЧАТКА
Ирине Павловне Сиротинской
Где-то во льду хранятся рыцарские мои перчатки, облегавшие мои пальцы
целых тридцать шесть лет теснее лайковой кожи и тончайшей замши Эльзы Кох.
Перчатки эти живут в музейном льду - свидетельство, документ, экспонат
фантастическо-го реализма моей тогдашней действительности, ждут своей
очереди, как тритоны или целоканты, чтобы стать латимерией из целокантов.
Я доверяю протокольной записи, сам по профессии фактограф, фактолов,
но что делать, если этих записей нет. Нет личных дел, нет архивов, нет
историй болезни...
Документы нашего прошлого уничтожены, караульные вышки спилены, бараки
сровнены с землей, ржавая колючая проволока смотана и увезена куда-то в
другое место. На развалинах Серпантинки процвел иван-чай - цветок пожара,
забвения, враг архивов и человеческой памяти.
Были ли мы?
Отвечаю: "были" - со всей выразительностью протокола,
ответственностью, отчетливостью документа.
Это рассказ о моей колымской перчатке, экспонате музея здравоохранения
или краеведения, что ли?
Где ты сейчас, мой вызов времени, рыцарская моя перчатка, брошенная на
снег, в лицо колымского льда в 1943 году?
Я - доходяга, кадровый инвалид прибольничной судьбы, спасенный, даже
вырванный врачами из лап смерти. Но я не вижу блага в моем бессмертии ни
для себя, ни для государства. Понятия наши изменили масштабы, перешли
границы добра и зла. Спасение может быть благо, а может быть и нет: этот
вопрос я не решил для себя и сейчас.
Разве можно держать перо в такой перчатке, которая должна лежать в
формалине или спирте музея, а лежит на безымянном льду.
Перчатка, которая за тридцать шесть лет стала частью моего тела,
частью и символом моей души.
Все окончилось пустяками, и кожа опять наросла. Выросли на скелете
мышцы, пострадали немного кости, искривленные остеомиелитами после
отморожений. Даже душа наросла вокруг этих поврежденных костей, очевидно.
Даже дактилоскопический оттиск один и тот же на той, мертвой перчатке и на
нынешней, живой, держащей сейчас карандаш. Вот истинное чудо науки
криминалистики. Эти двойни-перчатки. Когда-нибудь я напишу детектив с таким
перчаточным сюжетом и внесу вклад в этот литературный жанр. Но сейчас не до
жанра детектива. Мои перчатки - это два человека, два двойника с одним и
тем же дактилоскопическим узором - чудо науки. Достойный предмет
размышлений криминалистов всего мира, философов, историков и врачей.
Не только я знаю тайну моих рук. Фельдшер Лесняк, врач Савоева держали
ту перчатку в руках.
Разве кожа, которая наросла, новая кожа, костевые мускулы имеют право
писать? А если уж писать - то те самые слова, которые могла бы вывести та,
колымская перчатка - перчатка работяги, мозолистая ладонь, стертая ломом в
кровь, с пальцами, согнутыми по черенку лопаты. Уж та перчатка рассказ этот
не написала бы. Те пальцы не могут разогнуться, чтоб взять перо и написать
о себе.
Тот огонь новой кожи, розовое пламя десятисвечника отмороженных рук
разве не был чудом?
Разве в перчатке, которая приложена к истор





Содержание раздела