Библиотека в кармане -русские авторы

         

Шейнин Лев - Записки Следователя (Старый Знакомый, Рассказы)


ЛЕВ ШЕЙНИН
Записки следователя
СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ (все рассказы)
РАССКАЗ O СЕБЕ
Каждый писатель приходит в литературу своим путем, Моя литературная судьба
сложилась за следовательским столом.
И сегодня, 25 марта 1956 года, когда мне стукнуло, увы, пятьдесят, я
вспомнил о том, как все это началось. Вспомнилась мне Москва 1923 года и тот
студеный февральский день, когда меня, комсомольца, студента Высшего
литературно-художественного института имени В. Я. Брюсова, зачем-то срочно
вызвали в Краснопресненский райком комсомола.
Москва 1923 года, Москва моей юности, никогда не забыть мне тебя!..
Закрываю глаза и вижу твои заснеженные улицы, узенькую Тверскую с часовенкой
Иверской божьей матери в Охотном ряду, редкие стонущие трамваи, сонных
извозчиков на перекрестках, лошадей, медленно жующих овес в подвешенных
торбах, продавщиц Моссельпрома - первого советского треста - с лотками, в
форменных замысловатых шапочках с золотым шитьем, торгующих шоколадом и
папиросами "Ира" (о которых говорилось, что это - "все, что осталось от
старого мира"; вижу дымную чайную у Зацепского рынка, где всегда грелись
розничные торговцы и студенты, извозчики и зацепские мясники, рыночные
карманники и пышногрудые, румяные молочницы, дожидавшиеся своего поезда по
Павелецкой линии. Вижу твои вокзалы, густо заселенные студенческие общежития,
ночную длинную веселую очередь у кассы МХАТ и кинотеатр "Великий немой" на
Тверском бульваре, - ведь кино и в самом деле было тогда еще немым.
Удивительное это было время, и удивительной была та Москва. В ней еще
уживались рядом бурлящая Сухаревка, с ее бесконечными палатками, ларями и
лавками и комсомольские клубы в бывших купеческих особняках, сверкавшие свежим
лаком вывесок магазины и конторы первых нэпманов и аудитории рабфака имени
Покровского на Моховой, где вчерашние токари, слесари и машинисты спешно
готовились к поступлению в университет; огромная черная вывеска московского
клуба анархистов на Тверской ("Анархия - мать порядка") и замысловатая
живопись в кафе "Стойло Пегаса" на углу Страстной площади, где читали очень
разношерстной и не очень трезвой публике свои стихи поэты-имажинисты.
В комсомольских клубах пели "Мы молодая гвардия рабочих и крестьян",
изучали эсперанто на предмет максимального ускорения мировой революции путем
создания единого языка для пролетариев всех стран, упорно грызли гранит науки
и люто ненавидели нэпманов, которых временно пришлось допустить.
А в городе, невесть откуда и черт его знает зачем, повылезла изо всех
щелей всяческая нечисть - профессиональные шулеры и надменные кокотки,
спекулянты с воспаленными от алчности лицами и элегантные, молчаливые торговцы
живым товаром, бандиты с аристократическими замашками и бывшие аристократы,
ставшие бандитами, эротоманы и просто жулики всех оттенков, масштабов и
разновидностей.
Каждодневно возникали и с треском лопались какие-то темные "компании" и
"анонимные акционерные общества", успевая, однако, предварительно надуть
только что созданные государственные тресты, с которыми эти общества заключали
договоры на всякого рода поставки и подряды. Появились первые иностранные
концессии - лесные, трикотажные, карандашные.
Господа концессионеры, всевозможные Гаммеры, Петерсоны и Ван-Берги,
обосновывались в Москве и Ленинграде прочно, обзаводились молоденькими
содержанками, тайно скупали меха и валюту, рублевские иконы и вологодские
кружева, драгоценные картины и хрусталь, потихоньку сплавляли это за границу,
а поп





Содержание раздела