Шевердин Михаил Иванович - Осквернители (Тени Пустыни - 1)
Михаил Иванович ШЕВЕРДИН
ТЕНИ ПУСТЫНИ
Роман
В самые удивительные страны забрасывала судьба главного героя
романа, заставляла его испытывать поразительные приключения. Вместе с
героями произведения читатель странствует по степям Средней Азии в
начале 30-х годов, когда остатки басмаческих банд еще совершали
набеги из-за рубежа на первые среднеазиатские колхозы.
Книга первая
ОСКВЕРНИТЕЛИ
________________________________________________________________
ОГЛАВЛЕНИЕ:
Часть первая. ВЕРБЛЮДЫ КРИЧАТ НА РАССВЕТЕ
Первая запись...
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ГЛАВА ВТОРАЯ
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ГЛАВА ПЯТАЯ
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Часть вторая. РОЗЫ В ХОРАСАНЕ
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Вторая запись...
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
________________________________________________________________
Часть первая
ВЕРБЛЮДЫ КРИЧАТ НА РАССВЕТЕ
Мир зол и широк - караванная
тропка узка.
Пустыня молчит. Как сурово безмолвье
песка.
М а х т у м К у л и Ф р а г и
В этой книге рассказано о многих людях. Судьбы их переплелись в
сложный клубок, и распутать его позволяют записки самаркандца Алаярбека
Даниарбека. Многие годы он скитался и путешествовал. Жизнь забрасывала его
в самые удивительные страны, заставляла испытывать поразительные
приключения, сталкиваться с опасностями. Однажды Алаярбек Даниарбек
вздумал писать. Это довольно беспорядочные записки в ученической тетрадке
с обыкновенной таблицей умножения на голубой обложке. Но записи эти
проливают свет на некоторые обстоятельства и потому приводятся здесь в том
почти виде, в каком они сделаны Алаярбеком Даниарбеком.
Первая запись
в ученической тетрадке с таблицей
умножения на голубой обложке
Прибегаю за помощью к аллаху единому против дьявола, побитого
камнями...
Полезно человеку, много испытавшему, рассказать о редкостных случаях
его жизни. Беру пергамент, калам и пишу...
Но при чем тут пергамент, если это обычная ученическая тетрадка с
обычной таблицей умножения на голубой обложке? И какой же это калам, когда
в руке у меня не камышовое перо, каким рисовали восточные поэты цветы
рифм, а ручка с медным пером моей дочки-умницы Шафокат, студентки? Да,
Шафокат - умница. Так еще говорила всегда в школе учительница, уважаемая
Екатерина-ханум. Шафокат - гордость отца.
Извините, я взялся писать о вещах беспримерных, а не о делах своего
семейства... Хотя позволительно спросить, разве не беспримерно, что дочь
бедняка учится на доктора?
Поистине аллах велик! Повелось издревле всякое дело начинать с имени
аллаха, даже если дело непотребное. Надо сказать, я привез из Мешхеда
книгу, сочиненную сладкоязычным поэтом Абу Али ал-Хасан ибн-Гани ал-Хакани
Абу Нафасом Багдадским. Вредный книготорговец, что разложил свои книги в
пыли у подножия Золотого Купола имама Резы, после долгого и злого торга и
биения по рукам содрал с меня два крана и семь шай. Чтоб он не продал
больше ни одной книжонки!
Среди журчащих ручейком строф Абу Нафаса я прочитал такие слова:
"Хочу, чтобы мне, поэту, дозволялось все воспрещенное законом ислама,
и хочу, чтобы аллах превратил меня в собаку. Бегал бы я по
Бейт-Уллах-Ахраму, то есть по храму аллаха в Мекке, и кусал бы за лодыжку
святых паломников".
Перелистал я страницы книги в обратную сторону, и что же? Глаза мне
